С тех пор как они были любовниками, все изменилось. Тогда они не знали, что такое быт. В этом не было нужды. Каждое мгновение, которое они проводили вдвоем, принадлежало им, и никому другому. Фелисити никогда не приходило в голову, что быт вообще имеет для Тони какое-то значение: для этого он был слишком пылким любовником. Но теперь, когда они стали мужем и женой, все пошло иначе. К неудовольствию Фелисити, оказалось, что завтрак для Тони — это время, которое он называл маленькими штуднями. Теперь они не засиживались за тостами и джемом. О да, Тони ел, но одновременно читал, поднимая голову только для того, чтобы поцеловать Фелисити перед уходом на работу. Он читал «Британский медицинский журнал», «Ланцет», «Пульс», «Правительственный вестник», «Вычислительную технику для врачей-практиков», «Мировую медицину», и рядом с его тарелкой всегда лежала гора журналов.

— Отругай его, — однажды сердитым шепотом сказала ей Аннабел. — Зачем он читает за едой? — В последнее время она стала говорить шепотом, потому что Тони не любил, когда за столом говорили в полный голос.

Обе привыкли к тому, что во время завтрака на полную мощность включено радио, а Айрин болтает не переставая. Нынешняя тишина выводила их из себя.

— Это не настоящее чтение, — прошептала в ответ Фелисити. — Это не романы. — Она помалкивала, но думала про себя, что Тони не относится к ее работе всерьез именно потому, что никогда не читает романов. Это казалось ей чрезвычайно обидным. Художественная литература была для нее источником заработка, а для него — пустяками.

Однако Тони был не настолько погружен в свои журналы, чтобы не слышать их шепота.

— Милая, иногда ты несешь сущий вздор. Я читаю серьезные вещи, а не всякие выдумки, — сказал он и ущипнул Фелисити за зад, когда та проходила мимо.

Лучше бы он не делал этого при Аннабел, подумала Фелисити, в то утро настроенная особенно сердито. А сердилась она потому, что была измучена. Когда Тони дежурил, как в предыдущую ночь, и стоявший у кровати телефон регулярно звонил (люди то просили совета, то вытаскивали его из постели срочным вызовом), она чувствовала себя разбитой. На Тони это впечатления не производило, но Фелисити начинала думать, что никогда не привыкнет к такой жизни. Поэтому она была не в духе, а щипок за зад ни на йоту не улучшил ее настроения. Любовные жесты хороши в свое время; иногда ей казалось, что в этом отношении Тони непроходимо туп. Как врач он должен был разбираться в психологии девочки-подростка и понимать, что она с болезненным любопытством наблюдает за всем, что происходит между ее матерью и новоиспеченным отчимом. Но действительность подтверждала обратное: казалось, что Тони это вообще не приходит в голову.

Поэтому Фелисити окрысилась.

— Нельзя недооценивать влияние романов! — воскликнула она.

— Влияние? Какое еще влияние? — фыркнул Тони. — Приведи пример.

— Пожалуйста. «Гроздья гнева» Стейнбека и «Цитадель» Кронина. Обе эти книги заставили людей сесть и задуматься.

— Ха! — лаконично ответил Тони и еще глубже зарылся в свои журналы.

Фелисити обнаружила у него еще одну привычку, куда менее безобидную. Он никогда не признавал, что был не прав; точнее, признавал, но крайне редко. Когда это случалось, он начинал смеяться без всяких угрызений совести. Обычно заканчивалось тем, что Фелисити присоединялась к нему и только потом вспоминала, что на этот раз собиралась рассердиться по-настоящему.

Конечно, она ничего не говорила матери. Это было бессмысленно. Фелисити прекрасно знала, каким будет ответ. «Естественно, милая. А чего ты ждала? В конце концов, он мужчина». С каждым годом Айрин становилась все более нетерпимой к противоположному полу. За ней пытались ухаживать несколько весьма почтенных вдовцов, но она не проявляла к ним ни малейшего интереса.

— Одного мужчины хватило мне на всю жизнь, — часто повторяла она.