Дорогое удовольствие - Татьяна Никандрова

Вот мое удобное кресло, сидя в котором я столькому научилась. Вот ксерокс, который во время работы ревет, подобно голодному медведю, чем неизменно пугает неподготовленных посетителей. Вот чашка с моим именем, которую подарила Айгуль и из которой я выпила не один литр чая. А вот и серебряный поднос, на которым я по обыкновению приносила Пеплову кофе…

Мотаю головой, стряхивая морок, и решительно сажусь за стол. У меня нет ни возможности, ни желания растягивать этот кошмар. Чем дольше я здесь нахожусь, тем труднее мне будет уйти. А уйти так или иначе придется, поэтому надо взять себя в руки и поторопиться.

Кладу перед собой белый лист А4 и, вооружившись ручкой, пишу заявление об увольнении по собственному желанию. Процесс, конечно, волнительный, но вполне закономерный – в этом помещении у меня много чего случилось «в первый раз». Пусть и увольнение не станет исключением.

Глава 43

Коротко, но требовательно стучу в дверь, прежде чем ее распахнуть. Не знаю, откуда во мне берется столько решительности… Возможно, это говорит обида, а, возможно, желание поскорее со всем покончить, чтобы вновь вернуться к горьким слезам и самобичеванию.

– Добрый день! – захожу в кабинет и, не мешкая, приближаюсь к столу, на котором лишилась девственности.

Пеплов вскидывает голову, и его мглистый взгляд вгрызается в мое лицо. Цепко, остро, настойчиво. Так, будто хочет пролезть в голову и прочитать мои мысли. Все до единой.

– Добрый день, Камила, – несколько настороженно отзывается он, а затем его взор падает на листок, который я держу в руках. – Что это?

– Я увольняюсь, – как ни странно, голос у меня звучит твердо и совсем не дрожит. – А это мое заявление. Подпишите, пожалуйста.

Слегка наклонившись, я кладу листок перед Пепловым и терпеливо жду, пока он медленно, слишком медленно скользит глазами по написанным мной строкам. Обычно Антон все делает в каком-то своем, супер-ускоренном темпе – и читает, и пишет, и думает… А тут прямо завис. Мое заявление под его тяжелым взглядом, наверное, вот-вот загорится.

– Как это понимать? – интересуется он, не выказывая ни малейшего намерения подписать документ.

Откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди.

– Думаю, я переросла эту работу и мне пора двигаться дальше, – отвечаю я, держа подбородок высоко поднятым.

Сердце дребезжит волнения, но я не хочу, чтобы Пеплов это видел. После того, как я призналась ему в любви, а он ответил, что спит с другой, я будто прозрела, будто пелену с глаз сдернула. И вещи, и люди, и события – все предстало передо мной в другом цвете. Совсем не в розовом, как вы понимаете.

Антон сделал свой выбор. Теперь настал мой черед.

– Все-таки решилась, – глухо произносит он.

Его лицо приобретает какое-то странное выражение. Это выглядит как смесь жгучего разочарования и мрачной удовлетворенности. Не понимаю, как эти два диаметрально противоположных чувства могут уживаться в одном человеке, но факт остается фактом: Пеплов опечален, но в то же время доволен. Совершенно непредсказуемый человек!

– Да, решилась, – подтверждаю я. – А еще вот, – кладу на стол маленький ключик от квартиры, который все это время сжимала в кулаке. – Спасибо, что дал возможность пожить красиво.

Антон смотрит на ключ так, будто я положила перед ним горстку собачьих экскрементов, – ошарашенно, неверяще и почему-то неприязненно.

– К чему такая спешка, Камила? – он вновь переводит на меня глаза.

– Не вижу причин для того, чтобы медлить, – легонько пожимаю плечами.

– Давай ты успокоишься и не будешь рубить плеча, – к своему удивлению, я замечаю, что Антон нервничает. Нижняя челюсть напряжена, а пальцы ритмично барабанят по столу.

– Я спокойна, – впервые в жизни я ощущаю, что мое внутренне состояние стабильнее, чем его. – Подпиши, пожалуйста, заявление.