Жена самурая - Виктория Богачева

Когда его дочь подрастет, он приведет ее сюда. Ему самому отец показал усыпальницу клана после пятого дня рождения. С того года он сопровождал Кенджи каждый раз, когда тот навещал могилы предков.

— Нобу Тайра мертв. Все Тайра мертвы. Я вырезал их клан под корень, — говорил Такеши, смотря на имя отца прямо напротив глаз. — Мой брат мертв уже давно. Теперь ваша посмертная жизнь должна быть спокойной.

И у отца, и у матери с сестрами лежали цветки эдельвейса. Согласно Ханакотоба эдельвейс символизирует власть и силу, и потому считается мужским цветком. Но было у него также и еще одно значение — мужество. А его мать была действительно мужественной женщиной.

Иногда Такеши казалось, что он забыл ее лицо, но стоило зажмуриться — и образ матери тотчас вставал перед глазами. Матери, какой он видел ее в последний раз, когда она провожала их с отцом из поместья.

Пробыв еще недолго в усыпальнице, Такеши задул свечу и вышел на свежий воздух. Яркий свет немилосердно резал глаза, и ему пришлось прикрыть их ладонью на обратном пути к дому.

Наоми ждала его у открытого окна, с любопытством наблюдая за чем-то происходящим снаружи. На столе позади нее были расставлены мисочки с угощениями и посуда для чая.

— Мамору играет с Мисаки, — с улыбкой пояснила она, повернувшись в ответ на шум закрываемых дверей.

Она бросила последний взгляд в окно и подошла к мужу, обняла его, прижавшись к груди, и закрыла глаза. Помедлив, Такеши положил руку ей на плечи, мимолетно пожалев, что Наоми убрала распущенные волосы в высокий пучок. Ее теплое дыхание щекотало ему шею. Она подняла голову, встретившись с Такеши взглядом, приподнялась на цыпочки и быстро прижалась губами к его подбородку.

Ее руки вспорхнули к его лицу, кончики пальцев огладили скулы, смахнули со лба отросшие волосы… Наоми вздрогнула, будто что-то ударило ее изнутри, разорвала поцелуй и, запрокинув голову, еще раз посмотрела на мужа. Она очень хорошо помнила, как раньше короткие пряди лезли ему в глаза и постоянно мешались; сейчас же их длины хватало, чтобы заправить за уши. Помнила, как небрежно, нарочито неровно были обрезаны его волосы; сейчас же они были собраны на затылке и перевязаны тонкой веревкой.

Ее глаза засияли, когда пришло понимание. Такеши исполнил свою месть, и клятва, произнесенная несколько лет назад, больше над ним на довлела. Вскоре он вновь сможет заплести волосы в традиционную для самураев прическу.

Она не стала ничего говорить, лишь еще раз поцеловала.

Волевым усилием Такеши подавил нахлынувшее желание и отстранился от жены. Он сел на колени на татами у низкого столика, окинул взглядом пиалы с угощениями и усмехнулся. Он вспомнил о чайной церемонии, проведенной в другом поместье некоторое время назад. Прошло меньше двух лет, но могло показаться, что целая вечность.

Между ними повисла тишина, но в ней не чувствовалось напряженности или отчуждения. Скорее, тишина звучала умиротворяюще. Наоми взбивала чай, вращая венчиком, и его бамбуковые зубцы с мягким шелестом задевали глиняные стенки глубокой чаши, в которой постепенно появлялась густая пена нежно-зеленого цвета. Время от времени она поднимала на Такеши взгляд, смотрела на него долгую секунду из-под длинных ресниц и вновь возвращалась к прерванному занятию.

— Завтра я напишу главам вассальных кланов. Я хочу собрать их в поместье в начале следующей недели, — он первым нарушил молчание, когда Наоми начала обмывать глиняную посуду теплой водой.

— Зачем? — спросила она, лихорадочно размышляя о том, что ей придется подготовить поместье к приезду гостей. Впервые в жизни и впервые в статусе жены главы клана. О ней как о хозяйке станут судить по тому, как она сможет провести этот прием. Она нервно облизала враз пересохшие губы.