Ты сильная - Татьяна Киселева

А Катя замерла с телефоном в руках. В её душе боролось желание его увидеть и страх. Страх, что она не выдержит и начнёт его умолять не бросать её. Она взяла в руки чашку с кофе и мелкими глотками стала его пить, пытаясь успокоиться, собраться с силами. И ей почти удалось это к приходу Евгения.

Женька с жадностью смотрел на Катю. Она похудела и загорела, а волосы, наоборот, выгорели на южном солнце и стали светло-золотистыми. Кате всегда шёл загар, и Женька с трудом сдерживал себя от того, чтобы не наброситься на жену с поцелуями. Боже, как же он соскучился по ней.

— Здравствуй, Катя. Замечательно выглядишь, — выдавил он из себя.

— Спасибо. А ты не очень, молодая жена спать не даёт? Или неспокойная совесть? — язвительно ответила ему Катя. Она ехидничала, а у само́й сердце оборвалось, Женька сильно похудел, оброс, под глазами тёмные круги и вообще он выглядел сильно уставшим.

— Скорее совесть, — усмехнулся Евгений, — Я запутался Кать.

— Так распутывайся, я-то здесь, причём! Я тебя не запутывала.

— Катя, ты прости меня, пожалуйста. Я знаю, что сделал тебе больно, но выслушай меня, прошу тебя. Это важно.

— Хорошо, я выслушаю тебя, только скажи вначале, когда суд?

— Суд? Повестки, пока не было. Так что я тоже не знаю, когда будет суд — Женька не смог признаться Кате, что Никита по своим связям попросил судью забыть про его заявление на максимально возможный срок, с тем чтобы дать так необходимое им время.

— Понятно. Слушаю тебя. — Катя вздохнула и села в кресло, опустив глаза вниз. Смотреть на мужа ей было больно.

— Кать, очень тебя прошу, выслушай всё. Поверь, я знаю, как тебе будет тяжело, но мне тоже нелегко говорить об этом…

— А можно без предисловий? Покороче как-то! — оборвала его Катя.

Женька глянул на неё, и Катя содрогнулась от той боли, что плескалась в его глазах.

— Боюсь, покороче не выйдет. В январе, когда ты с детьми ездила на Кремлёвскую ёлку, я с Никитой и Лёшкой встречался в «Аллегро». Я тогда выпил там достаточно прилично, но сильно пьян, всё же не был. Никита предложил, остаться у него ночевать, но я дурак не согласился. Машину оставил на стоянке, вызвал такси и уехал домой. Ты помнишь, наверное, я тебе звонил, когда ехал.

Помнила ли Катя? Конечно, помнила, она тогда ещё посмеялась, — Ах, значит так, Ковалёв. Кошка из дома и мыши в пляс. Точно, только кафе или сауна с девочками тоже была?

Он ей тогда ответил, — А как же, сауна тоже была. Она прямо за углом, ты же знаешь. Только нас туда не пустили, обидно Кать. Вот еду домой несолоно хлебавши. Я соскучился, возвращайтесь скорее.

— Ну вот, приехал я домой, принял душ и нагишом вышел из ванны. Я ещё помню, достал из холодильника бутылку пива. Открыл её и выпил. А потом пошёл спать.

Проснулся от звука женского плача. Я Катя спросонья подумал, что это ты. Напрочь отбило, что вас дома нет. Я потянулся к тебе…

Катя вздрогнула, а Женька тут же поправился.

— Я думал, что к тебе, ногу на неё закинул, прижал к себе в шею целую, шепчу, — Ну ты, что родная, приснилось что? А она плачет и отталкивает меня. Глаза открываю, а это Ирка. Я с постели вскочил, гляжу на неё, — Ты что здесь делаешь? — спрашиваю. А сам вижу, что у неё синяки здоровые везде, на бёдрах, на запястьях, шея и грудь вся в засосах. А на простыне пятно кровавое. Мне даже стало, — Это я сделал? Я с тобой так? — спрашиваю. А она плачет и головой мотает. А тут бабка её в спальню вваливает, — Что здесь такое происходит? — орёт. Я, честно говоря, от растерянности даже не заметил, что она всё на телефон снимала. И Ирку в нашей постели и меня стоя́щего голым…

— Соседи, вы где? А вот вы где. Женя, там Ирочку из больницы выписали, поедем, заберём касатку. — голос Клавдии Абрамовны лился сладкой патокой, а глаза зорко выхватили и расстроенное лицо Кати, и решительно настроенного Женьку.

— Чуть позже Клавдия Абрамовна, не видите, я с женой разговариваю!