Королевский гамбит - Мила Гусева

Ловко наматываю на кулак длинные смоляные локоны и грубо дёргаю назад, одновременно ускоряя темп интенсивных толчков. Она изящно выгибает спину и стонет — громко и несдержанно. Мне чертовски хочется видеть лицо Аддамс, с которого вмиг слетели все маски равнодушия, но соблазнительный изгиб поясницы и упругая задница — не менее пленительное зрелище. Влажный тесный жар её идеального тела сводит с ума, заставляя вонзаться в неё раз за разом в жёстком быстром ритме. Крохотную комнатушку заполняют хриплые стоны в унисон и пошлые шлепки влажной плоти. С каждым движением пульсация напряжённых мышц внутри тела Уэнсдэй неуклонно нарастает — я точно не смогу долго продержаться. Осквернённый стол жалобно скрипит и шатается под тяжестью объятых желанием тел.

С каждой секундой мои движения становятся всё более жёсткими и глубокими — перед глазами вспыхивают яркие пятна, предвещающие скорую разрядку.

И не только мою.

Мы оба на грани безумия.

Уэнсдэй опирается на стол покалеченной рукой, игнорируя вероятную боль — впрочем, не исключаю, что боль только усиливает её наслаждение — а вторую опускает между ног, начиная массировать клитор. Едва сдерживаясь, чтобы мгновенно не кончить от такой картины, слегка отвожу её бедра назад — и скользнув ладонью вниз, накрываю тоненькие пальчики своими.

Мы снова стонем в унисон, окончательно утопая в этом чертовски прекрасном сумасшествии.

Адреналин бурлит в артериях, пульс шкалит за сотню.

Не помня себя от сокрушительного удовольствия, я трахаю Аддамс в совершенно диком бешеном темпе — и моя безжалостная жестокость приводит её в экстаз. Она течёт настолько сильно, что горячая влага струится по внутренней стороне широко разведённых бёдер.

Тугие мышцы обхватывают мой член плотным кольцом, а невыносимо сладкие стоны поминутно срываются на крик.

Проклятье. Она — моё личное проклятье с блядскими глазами цвета безлунной ночи.

Я определённо свихнулся — но я хочу быть проклят отныне и навсегда.

Наслаждение накатывает и отступает жаркими волнами. Осталось всего несколько секунд, всего несколько толчков, всего несколько стонов. Уэнсдэй сдаётся первой — замирает, чтобы через мгновение задрожать всем телом, впиться ногтями в гладкую столешницу и резко дёрнуться назад, глубже насаживаясь на мой член. Пульсация её мышц отзывается в моём теле острейшим импульсом, мощным электрическим разрядом, гребаным взрывом атомной бомбы — я едва успеваю выйти и с глухим стоном кончаю ей на бедро.

— Хочешь пить? — спрашиваю я спустя несколько минут, когда мы уже сидим на полу, обессиленно привалившись к холодной каменной стене. — Или есть? Или в душ?

— Ты всегда такой заботливый после того, как кончишь? — иронично роняет Уэнсдэй, пальцами расчёсывая спутанные смоляные локоны.

Стоит дурману наслаждения немного отступить — и в ней мгновенно возрождается токсичная сука. Взгляд угольных глаз становится максимально отстранённым, выражение кукольного личика — совершенно равнодушным. Но моё сердце всё равно плавится от невыносимой нежности.

Наверное, я идиот. Наплевать.

— Не отвечай вопросом на вопрос, — я протягиваю к ней руку, бережно провожу кончиками пальцев по бедру. Она хмурится, но не отстраняется. — На твоём месте я бы воспользовался выгодным предложением.

— Торп, ты бы подох от отчаяния, окажись ты на моём месте, — едко заявляет Аддамс, но после непродолжительной паузы добавляет. — Впрочем, предложением я воспользуюсь. Мне нужен душ, тройная порция эспрессо и шахматы.

— Шахматы? — удивлённо изгибаю бровь. Она могла бы попросить что угодно. Но попросила игру, в которую нужно играть вдвоём.

— Тебе слух отшибло от оргазма? — Уэнсдэй возводит глаза к потолку с нескрываемым раздражением. — Да, шахматы. Иначе я тут скоро свихнусь от скуки. Они у вас в книжном шкафу в гостиной. Третья полка сверху.