Я и сама не знаю. В этом доме оставаться на долго ни в коем случае нельзя, но так хочется…покоя и тишины, что я решаю задержаться на пару недель. Потом посмотрим, что будет дальше.

Смотрю на просыпающуюся природу и задерживаю дыхание. Хлопаю ресницами, будто пытаюсь запечатлеть фрагменты жизни. Весна — время любви и новых начинаний.

— Апчхи! Кошмар, — бурчу себе под нос.

На стене висит огромная плазма, но я её игнорирую, лишь пыль кисточкой стряхиваю.

Телефон полностью разряжен. Зарядки с собой конечно же нет.

Неспеша поднимаюсь на второй этаж. Каждый уголок знаком и любим. Растения полностью обезвожены и завядшие стоят на стойках.

Дохожу до спальни. Набираю в лёгкие кислорода и толкаю дверь.

Здесь всё также, как было когда я в последний раз была. Даже постельное бельё тоже.

Глаза начинает жечь, но слёз нет.

Почему я не узнала раньше, что он мой отец? Почему от меня это скрывали?

Сажусь на кровать и закрываю глаза, возвращаясь в прошлое.

— А сказку прочитаешь? — улыбаюсь Игорю.

— Ты уже взрослая для сказок, Адамина, — сам же достаёт сборник сказок из комода. — Но так уж и быть, принцесса, сегодня ты получишь свою сказку.

— Ура! — детский крик маленькой девочки стоит в ушах.

Это были лучшие мгновения в моей жизни.

В поисках подходящей зарядки перерываю все тумбы, но не нахожу. Открываю двери ведущие в ванную, гардеробную. Здесь тихо и мрачно, прям, как у меня на душе. Множество коробок из-под мужских ботинок заполняют целый стеллаж.

— И зачем ему столько ботинок надо было? — осматриваюсь, так и не найдя ничего спускаюсь вниз.

На кухне провожу ревизию. Съедобного не так много, но мне достаточно, чтобы не выходить из дома пару-тройку дней. Крупы, макароны, рыбы в жестяной банке, паштет и ещё какая-то банка похожая на тушенку, без опознавательных маркеров.

Ставлю кастрюлю на огонь. Решаю впихнуть в себя макароны с тушенкой. Очень надеюсь, что это именно она, а ни какая-нибудь рыба. Пока греется вода, зависаю на заброшенном саде, что за окном.

Раньше здесь было очень много роз. Игорь любил цветы, мы часто с ним собирали букеты для мамы. Пожалуй, это единственные светлые, детские воспоминания. Цветы и сказки.

Получается мама изменила папе? Но это же бред! Отец всегда знал, что происходит у него в городе, в доме, а в семье тем более. Не поверю, что они могли крутить роман на стороне и о нём никто не знал.

А если Бес знал, что мама ему изменяет, то как смог простить её и Игоря?

Беру в руки нож, чтобы вскрыть банку и подпрыгиваю на месте от звонка в домофон. Выключаю газ.

На цыпочках тихо крадусь к двери. И чертыхаюсь, когда в дверном полотне не нахожу глазок.

— Вот поэтому тебя Игорь и убили, ни ворот толком, ни глазка, — шиплю беззлобно.

Сердце стучит, как невменяемое. Кто может быть за дверью понятия не имею. Ни одна живая душа не знает об этом месте и вычислить меня тоже не могли…или могли?

Единственный человек, который мог найти даже иголку в стоге сена, была Ева!

Догадка осеняет и впрыскивает в кровь злость и обиду. Не раздумывая, открываю дверь, уверенная в том, что там рыжая, но замираю в шоке видя на пороге…

— Женя… — не Ева…

— Впустишь? — нагло заносит ногу, переступает порог.

— Как ты меня нашел? — иду за ним следом.

— Ева помогла и отец.

— Ну, конечно, — кто ж ещё-то. — Зачем пришел?

Несмотря на то, что я держусь и в общем выдаю всё твёрдо, внутри ловлю тремор. Сердце ёкает и видимо падает в обморок, потому что сейчас я слышу только шум в ушах и слова Евгения.

— За тобой, — вот так просто. — Не смотри так на меня, Ада. Я не могу тебя отпустить.

Последняя фраза, срабатывает, как триггер. Шарахаюсь в сторону от него. Так говорил Самойлов перед тем, как начинал воспитывать меня.

«…я не могу тебя отпустить, Ада. Ты же без меня сдохнешь в первой же подворотне…»