Девять дней - Хулина Фальк

Рис, трехлетний брат Колина, в настоящее время ждет, когда Колин прочтет ему сказку на ночь. Уже десять часов вечера, и Рис должен был заснуть несколько часов назад, но, как это иногда бывает с малышами, он был слишком энергичен, чтобы заснуть. И теперь, когда он наконец устал, миссис Картер попросила Колина прочитать ему сказку.

Пока я жду, что Колин вернется в свою спальню, я продолжаю писать в своем дневнике. В этом больше нет ничего слишком впечатляющего. Все, о чем мне удается говорить, — это о том, как прошел мой день и насколько я сейчас устала.

А потом я подавляю желание писать о Колине. В последнее время он — единственное, о чем я могу думать, когда пишу. Я всегда начинаю с того, что пишу о том, что я чувствую, а потом погружаюсь в свой день и заканчиваю тем, какой Колин удивительный. Это меня раздражает. Сильно.

Я не хочу считать Колина потрясающим.

Он, конечно, отличный парень. И чем больше я узнаю его, тем больше он мне нравится. Но я не хочу, чтобы он привязывался ко мне. Хуже того, я боюсь, что он начинает мне нравиться.

Колин смотрел на меня весь вечер напролет. Не так, как раньше. Он никогда не смотрел на меня так, словно я была каким-то разбитым стеклом, которое нужно было склеить особо прочным клеем. Но он также никогда не смотрел на меня так, как будто… Привыкает к тому, что я есть в его жизни? Захватывающее и пугающее ощущение присутствия в чьей-то жизни. Чувство, которое наполняет твою грудь теплом и заставляет бояться потери, потому что это закончилось бы разбитым сердцем.

Или, может быть, это только у меня так, и я снова переоцениваю ситуацию.

Дверь в спальню Колина поспешно открывается.

— Пойдем со мной, — говорит он, даже не заходя в комнату. Я спрыгиваю с кровати, — даже не подвергая сомнению его приказ, — и следую за ним через особняк.

Он ведет меня на верхний этаж, прямо на балкон. Там Колин поднимает меня с земли и велит залезть на крышу. Я не задаю ему вопросов и делаю, как он говорит.

Мгновение спустя мы с Колином оба оказываемся на крыше здания, сидим на склоне и наблюдаем за звездами.

Мы сидим в тишине, чувствуя, как холодный ночной воздух касается нашей кожи. Или, по крайней мере, мне холодно. Я замерзаю. Колин, похоже, ничего не имеет против холода.

Было бы неплохо, если бы он сказал мне, куда мы направляемся, чтобы я могла взять с собой другую куртку. На мне тонкая куртка, но если бы я знала, что мы будем сидеть на крыше, я бы украла одну из более толстых курток Колина.

Когда я начинаю мысленно проклинать Колина за то, что он заставил меня мерзнуть, он внезапно набрасывает мне на плечи куртку. Ту, которую он носил все это время.

— Спасибо, — говорю я мягким тоном, больше не испытывая желания обругать его.

— Лилибаг, могу я тебя кое о чем спросить? — Я просто пожимаю плечами. — Почему ты весь день была в своей куртке?

— Потому что мне холодно, — вру я. Хотя, прямо сейчас это не ложь. Мне было холодно.

— Весь день напролет?

— Да.

— Я тебе не верю, — его глаза пристально смотрят в мои. Это пугает. — Скажи мне правду.

Я сохраняю спокойствие. Возможно, Колин — единственный человек в моей жизни, знающий о моем желании умереть, но у него нет причин беспокоиться о каких-либо других моих проблемах.

— Лили, у тебя нет причин лгать мне, — говорит он, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Когда ты это сделала?

— Что?

— Не прикидывайся дурочкой, Лили.

Недавно я обнаружила, что ненавижу, когда Колин называет меня Лили. Я не только привыкла к своему новому прозвищу, но и всякий раз, когда он называет меня Лили, это скорее предупреждение, признак строгости и серьезности.

Я ненавижу это.

Сделав глубокий вдох, я говорю:

— После того, как ты ушел. Но это не то, что ты думаешь.