Художник моего тела - Пэппер Винтерс

Его глаза вспыхнули.

— Что это значит?

— Это значит, что ты никогда не рассказывал мне ничего в прошлом, так почему бы тебе начать сейчас? — Я не обращала внимания на то, как капает, капает, капает мое кровоточащее сердце.

Мы ходили по кругу.

Гил смотрел на землю, фактически отгораживаясь от меня.

Может, он и был талантлив в работе с кистью, но он также был талантлив в том, чтобы держать людей на расстоянии. Ледник, который отказывался таять или уступать.

Обойдя его, я взяла с металлической полки бутылку с краской. Его внимание последовало за мной, сосредоточившись на моих руках, когда я перекатывала темно-синюю краску слева направо.

— Ты можешь хотя бы рассказать мне о телефонных звонках? — Я подняла глаза, поймав его взгляд, когда медленно откручивала крышку.

— Телефонных звонках? — Гил нахмурился, достаточно отвлеченный моей, казалось бы, несвязанной темой.

— Те, на которые ты отвечал, когда отказался дать мне работу. В тот вечер, когда Джастин спорил от моего имени.

Гнев вспыхнул в его взгляде, он зарычал:

— Просто телефонный звонок.

— Я не думаю, что это был просто звонок. — Нанеся синее пятно на кончики пальцев, я потерла их друг о друга, размазывая пигмент. — Это заставило тебя передумать и нарисовать меня.

— Я решил, что мне нужны деньги.

— Деньги для шантажа. — Мои пальцы продолжали размазывать краску, в животе у меня бурлило. Я была рада, что мне есть на чем сосредоточиться, а не замерзать на холоде от Гила.

— Перестань пытаться соединить точки, которых нет, Олин. — Он не сводил с меня глаз, словно ненавидел, что я прикасаюсь к его вещам.

— Я думаю, что связь есть. — Я подняла голову, изучая, как близко я была к тому, чтобы подтолкнуть его к краю.

Надавить сильнее.

Заслужить ответы.

Быть готовой бежать, если он сорвется.

— Неважно, что ты думаешь. — Его тело вибрировало от напряжения, а в глазах теплилась слабая искорка похоти. Вожделение к моим рукам, когда я выгибала запястья и танцевала в воздухе перепачканными синевой пальцами.

Он достаточно наблюдал за мной, когда мы были моложе, и мои танцы были для него прелюдией. Тяжелый фокус, эротическая цель его желания.

Танцуя для него, я окуналась в свет запретных, греховных вещей.

Мой живот подпрыгнул, когда Гил втянул воздух, не в силах оторвать взгляд от моих разукрашенных рук.

— А телефонный звонок, который прервал наш первый поцелуй? — Я коснулась рукава своей кремовой блузки пальцами с синими кончиками, переключая тему, ставя на себе метку. — Это тоже было неважно?

Его челюсть сомкнулась, когда горячее желание охватило нас. Чувственность внезапно переплелась с разочарованием.

— Это вопрос с подвохом, — проворчал он.

— Как это вопрос с подвохом?

— Если я говорю, что это было неважно, значит, наш поцелуй выглядит так, будто он ничего не значил. Но если я скажу, что это был самый важный телефонный звонок в моей жизни, тогда ты будешь оправдана в том, что затронула эту тему.

Я мягко улыбнулась, даже когда мое сердце упало.

— Так что же? Наш поцелуй что-то значил? Или это была просто ошибка? — У меня закончились краски. Я не хотела прекращать соблазнять его и разрушать. Схватив бутылку, я вылила лужицу насыщенного королевского синего цвета себе на ладонь.

Я с готовностью совершала акт вандализма в отношении собственной одежды, когда у меня не было свободных средств, чтобы купить еще. Жажда прикоснуться к его краске. Владеть ею, как он. Чтобы доказать, что то, что он ценил, можно заимствовать, пробовать, брать.

И через все это Гил застыл, как охотник. Охотник, который очень хотел бы наброситься.

Быстро растущая между нами потребность подталкивала меня к безрассудству.

Его голос был хриплым от страсти.

— Я не могу на это ответить.

— Можешь.