Художник моего тела - Пэппер Винтерс

— Я не могу сделать это снова.

Я прильнула к нему, прижимаясь к его шее. Я хотела прижаться к нему, потереться о его щеку, как кошка.

— Здесь только мы, Гил. Больше никого.

От его стона по мне побежали мурашки.

— Всегда есть кто-то еще. Что-то еще.

— Это не обязательно так.

Гил крепче прижал меня к полкам.

— Я уже подверг тебя достаточной опасности. — Его сила и жар накатывали волнами. Его бедра сжимали мои, заставляя подчиняться. Жесткий жар в его джинсах говорил о том, что не только я распаляюсь, хотя он и сопротивлялся этому. — Я не могу больше прикасаться к тебе.

Его слова и тело были противниками. Его тело вибрировало от сексуального голода; его голос выражал отрицание.

Он боролся со мной.

Боролся с нами.

Я стала мокрой и яростной.

— Ты уже трогал меня. — Я пристально посмотрела на свою грудь, измазанную синевой, его пальцы не давали моему подбородку отклониться слишком далеко. — Твоя рука на мне, слушает мой пульс, знает, как сильно я хочу тебя.

Его лоб нахмурился. Его пальцы разжались на моей шее.

Капля за каплей, вдох за вдохом, Гил делал все возможное, чтобы контролировать себя.

Я не могла позволить этому случиться.

Не могла позволить ему снова отгородиться от меня.

Вслепую потянувшись за спину, я выхватила еще одну бутылку с краской. Сорвав крышку, не глядя на цвет, я прикусила губу, чтобы не допустить больших последствий, и опрокинула все это на его голову.

Секунды с визгом остановились.

Гил превратился в камень.

Счастливый, ярко-желтый цвет зализал его беспорядочные волосы, скользнул к вискам и каскадом струился по щекам. Контраст солнечного пигмента, венчающего его депрессивный мрак, расколол то, что осталось от моего сердца.

Гил не двигался, пока желтые струйки стекали по его лбу, танцевали в левой брови и стекали с ресниц.

Капля солнечного света упала на мою блузку, размазавшись по голубому цвету. Я потерла ее кончиком пальца, смешивая два цвета вместе, пока не получился ярко-зеленый.

Зеленый.

Как глаза Гила.

Зеленый.

Как школьное поле, по которому мы ходили.

Зеленый.

Как деревья, под которыми мы гуляли.

Он втянул воздух, когда я подняла голову. Мое тело больше не предлагало ему взять то, что он хотел, оно расплывалось, как краска, подстраиваясь под него, нагреваясь об него, меняя свои молекулы, чем дольше он смотрел.

Я была чистым голодом.

Неразбавленным желанием.

Гил молчал, его зубы вонзились в нижнюю губу.

Мое сердце забилось, когда он подошел ко мне сзади. Выбрав бутылку, он открутил крышку и, не говоря ни слова, опрокинул щедрую порцию на мою грудь.

Холодная.

Розовая.

Насыщенный цвет фуксии, светящийся женственностью и весельем.

Бросив бутылку на землю, он стал рвать мою блузку, пока пуговицы не оторвались и ткань не распахнулась.

— Черт. — Его губы прильнули к моей шее, его руки обхватили мои груди и вдавили розовый цвет в кожу и лифчик.

По моей коже побежали мурашки, когда ледяной, красивый цвет окрасил меня, вызывая старые воспоминания о похожем оттенке.

— Фламинго, — пробормотала я, когда его зубы царапнули мою челюсть.

Он отпрянул назад.

— Что?

Розовый цвет прошелся по моему животу, дразня линию талии моей юбки.

— Твоя первая роспись, которую ты мне показал. — Я задыхалась, нуждаясь в том, чтобы он прикоснулся ко мне, исправил меня. — Граффити фламинго.

— Черт возьми, ты помнишь. — Его глаза закрылись. Еще одно ругательство сорвалось с его губ, а все его черты лица метались между язвительностью и отчаянием. — Это был самый легкий цвет для кражи.

Я не хотела погружаться в историю. Не хотела, чтобы что-то подкралось и все испортило.

Самообладание Гила ослабло.

Мое было в обрывках.

Два рваных куска веревки, которые нужно было связать в узел, чтобы стать целым.