Художник моего тела - Пэппер Винтерс

Вложив свои пальцы в его, я залюбовалась вихрями и оттенками нашей разноцветной кожи.

— Куда мы идем?

Гил поднял меня на ноги, поддерживая равновесие, когда я ступила со сцены.

— Мыться.

Я шла рядом с ним голая и босая, когда мы вышли из его студии и вошли в его квартиру.

Чтобы смыть наше занятие любовью.

Чтобы смыть наше искусство.

Чтобы смыть… нас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Олин

— Наши дни —

Вход в личную ванную комнату Гила во второй раз был не более странным, чем в первый.

Тогда я искала обезболивающее после его безответной взбучки. Теперь я стояла неловкая и голая, пока Гил включал душ и ждал, пока за серо-белой занавеской не заклубится пар.

На его спине виднелись разводы краски, задница была подтянутой и мускулистой с отпечатком моей руки на левой половинке. Его член все еще твердый и тяжелый, как будто его оргазм не дал ему такой же разрядки, как мой.

Обняв свою разноцветную грудь, я отступила назад, когда он шагнул в душ и подставил голову под струю. Густая желтизна его волос мгновенно разбавилась до цвета воды, заливая его грудь и лицо жидким лимоном.

Протерев глаза от воды, он посмотрел мимо пара туда, где я стояла у раковины. Я ждала своей очереди, прекрасно осознавая свою наготу и все остатки возбуждения между ног.

Я хотела побыть одна. Чтобы собрать себя по кусочкам и закалить свое сердце после того, как оно будет разбито вновь.

Мне нужно побыть одной.

Это побочный продукт одиночества на протяжении стольких лет.

Но Гил протянул свою капающую руку, его кожа была скользкой и восхитительной.

— Залезай.

Я покачала головой.

— Я подожду.

Не тратя слов, он вылез из душа и направился ко мне. Его следы оставляли цветные вихри на капельках, когда он схватил меня за запястье и потянул в теплые объятия струй.

Как только вода попала мне на лицо, я вздохнула, оттирая липкий пигмент и проводя руками по телу, чтобы убрать все следы.

Гил стоял позади меня, его присутствие становилось все более интенсивным, чем дольше я оставалась под теплыми струями.

Я дернулась, когда его тяжелые руки опустились на мои плечи, сминая меня, медленно спускаясь по позвоночнику. Его пальцы обводили линии и тени моей татуировки, следуя за бугорками рубцовой ткани и впадинами разорванных мышц.

Мое тело застыло на месте, пока он не торопился, прикасаясь и изучая.

Я хотела бы видеть его лицо. Я хотела кружиться в его объятиях и изучать любые эмоции, которые он испытывал.

Но я этого не сделала.

Я оставалась связанной под успокаивающей водой, мурашки противоречили теплу, пока Гил продолжал исследовать самую личную часть меня. Часть, которая была почти святыней в нашем детстве.

Он прочистил горло, как будто там застряла тяжелая боль, из-за которой невозможно было глотать.

— Здесь есть даже оцелот. — Гил провел пальцем по мне, следуя за совиным пером, и нашел крошечную дикую кошку.

Я зажмурила глаза от воспоминаний, погружаясь в прошлое.

Постепенно у него стало заканчиваться то, как он называл меня, начиная с О. Однажды в библиотеке во время обеда, пока мы прятались от других студентов, он взял словарь и сел рядом со мной, пока я ела свои бутерброды с ветчиной и горчицей. Гил не взял бутерброд, сказав, что я и так слишком много его кормлю.

Когда я проглотила еду, он ухмыльнулся и ткнул пальцем в страницы.

— Оцелот. Ты оцелот.

— Я теперь кто?

— Дикая пятнистая кошка.

Я откусила еще кусочек.

— Полагаю, это лучше, чем фрукт или обезьяна.

Гил наклонился ближе, заправив прядь волос мне за ухо.

— Значит ли это, что у тебя есть когти, мой пушистый маленький оцелот?

Я усмехнулась, притворяясь, что пытаюсь укусить его, как кошка.

— Самые острые.