У Червленого яра - Татьяна Луковская

Половцы в бой не вступали, продолжая стоять у подножия, это был последний резерв Глеба, и он не спешил им воспользоваться. Но и у Ингваря были засадные десятки про запас, их у западной кромки держал бортник. Да-да, пусть не думают, что Ингварь злодей. Как бы ему не хотелось устранить досадное пятно на чести сестрицы, он не приложит к этому усилий. Пусть все решится по божьему промыслу. Князь не кинул бортника сразу в самое пекло, Марфе не в чем будет его упрекнуть.

Лжекняжну защищали люди Жирослава, полукругом встав у восточного мыса. Плотная стена широких спин вначале делала женщин, сгрудившихся под перевернутым возком, неприметными, но вот цепь защитников стала редеть, и ратные Глеба смогли рассмотреть пестрые бабьи одежки. «Девка там», — успели они донести своему князю, и Глеб наконец махнул степнякам мчать на холм. Половцы с гиканьем пустили коней в галоп. Тропа была пологой и позволяла коннице двигаться вверх, почти не снижая скорости.

— Стоять! Не пускать! — заорал Ингварь, разыгрывая волнение. «Летите, летите, дурни. Милости просим», — ликовал он в душе.

Теперь надо было захлопывать западню.

— Братцы, с погаными бьемся, с убийцами отцов и братьев ваших! — заорал по едва заметному знаку Ингваря Сбыслав. — Вставай за нас. Правда у нас! Негоже снова кровь христианскую лить!

— Не слушайте, выгоды своей ищут, дурманом лжи опаивают, ­— отозвался снизу Глеб, выхватывая из ножен меч. — Дрогнули вороги, добьем, други, их. Правда за нами, не мы на них пришли!

— Так и мы не на них пришли, тебя, каиново семя, покарать! — Ингварь тоже достал меч.

Половцы меж тем, давя копытами пеших и рубясь с верховыми, добрались до плоской вершины. Их кони набрали ускорение и теперь неслись выпущенной стрелой. Вои Жирослава спешно выставляли вперед копья, упирая их древками в снег, готовясь принять удар.

Сшиблись крепко, раненые кони повалились на бок, всадники вылетели из седел, скатываясь под копыта чужих скакунов или натыкаясь на острые лезвия клинков. Но эти первые степняки, смертники, отдали жизни, чтобы товарищи, скакавшие за их спинами, смогли, перепрыгнув кровавое месиво, ворваться в образовавшийся пролом, нанося удары воинам Жирослава и упрямо продвигаясь к возку с бабами.

Ингварь видел краем глаза, что бортник, нарушая приказ — не двигаться без знака, повел десяток на помощь Жирославу. Да и так уж было видно, что пронскому воеводе надобно помогать.

Что было дальше, Ингварь уж не видел. На мощном вороном скакуне к нему приближался сам Глеб. Вои, не сговариваясь, расступились, давая двоюродным братцам все выяснить самим. Ингварь был старше и крупнее, Глеб тщедушен телом, но верток в седле, половецкая кровь — не водица. Оба брата издали воинственный клич и пошли сходиться. Ингварь не видел Глеба уж давненько, должно быть, с похорон Олега. Изменился пес треклятый, что и говорить: разделенное стальной линией наносника лицо стало жестче, черты обострились, а карие очи сверкали лихорадочным блеском, нет не ненависти или злости, а скорее досады. Ингварь для Глеба сейчас — неудобная преграда на пути к власти, и двоюродный брат готовился ее устранить, выковырять, как занозу из нагноившейся раны.

А что чувствовал сам Ингварь? С Романом они не были слишком близки, это не давало горю затопить сердце, но вот осознание, что пред тобой человек, преступивший черту, за которую никто из русских князей со времен Святополка Окаянного не решался перейти, с легкостью поправший основы тех, казавшимися незыблемыми, правил, что внушались юным отрокам с малолетства, — вот это все вызывало у Ингваря ярость. А еще понимание, что, ежели б не глупая выходка сына, Ингваря тоже зарезали бы в пьяном угаре как барана. А Ингврь — не баран, он свою жизнь задаром не отдаст.