У Червленого яра - Татьяна Луковская

Воздух огласил глухой звук скрестившихся клинков, еще один, еще. Всадники развернули коней, отдаляясь и снова наступая. Новые удары. Глеба повело, но он удержался, сделал выпад снизу. Ингварь угадал, успел прикрыться щитом, размахнулся…

— Княжну убили! Княжну убили! — понеслось над холмом.

Оба князя замерли на мгновение. И замерли все воины, шум битвы прекратился резко, до давящей на уши тишины, десятки голов повернулись к князьям.

— Душегуб!!! — зарычал Ингварь, багровея и в пылу забывая, что Марфа в Пронске. — Душегуб Окаянный! Она ж твоя сестра, душа неповинная!

— То ваши ее погубили, чтоб правду не сказала! — как можно громче выкрикнул Глеб. — Все ж то видели, — кивнул он в сторону рязанцев.

— Поганый ее копьем пропорол, — отозвался один из рязанских воев.

Гул пошел по рядам.

Глеб что-то крикнул на степном наречье и, развернув коня, пустился прочь. Оставшиеся в живых половцы, не встретив преграды, последовали за ним. Ингварь хорошо видел удаляющуюся сгорбленную спину двоюродного брата, которая так и напрашивалась получить острее меж лопаток, но сдержался. Он, Ингварь, не окаянный, пусть Бог вершит правосудие. Князь — князю не судья.

Ингварь слез с коня, поклонился на четыре стороны всем — и тем, которые сейчас стояли за него насмерть, и тем, кто бился на другой стороне. Воины разом стащили шишаки и поясным поклоном ответили новому князю Рязанскому.

— Мертвых сбирайте, — сухо бросил Ингварь. — Да в град за санями пошлите. Попам над убиенными молитвы читать, на погосте скуделицы[1] рыть. Поминальную кашу творить.

Тяжелым шагом он пошел к восточному склону, где пронские умирали за свою певунью-княжну. Вороножские холопки уж перегрузили тяжелое тело на возок и сложили перекрестно руки покойному отроку. Одна из баб громко с завыванием читала молитву.

Шатающийся Жирослав, придерживая раненную руку, подошел к князю.

— Наша-то где?

— За стенами Пронска, где ж ей еще быть, — с каменным лицом отозвался Ингварь. — Сего отрока достойного в одежи мужа обрядить и похоронить с почестями.

Крупные хлопья снега повалили с мрачного неба, присыпая человеческую кровь и восстанавливая нарушенное равновесие.

Больше князю здесь делать было нечего. Он вернется сюда по теплому лету выполнять обет. А град назовет в честь Юрия. Нет, Юрию править Рязанью, сидеть на столе отца, Роману меньшому — где-нибудь в Пронске или Переяславле, а вот самому крохотному, совсем еще малому Олегу, ежели Бог приберет Ингваря до срока, быть при старшем брате. Так пусть у меньшого уж в малых летах будет свой городец.

«Ольговом назову», — решился князь.

Ингварь переступил через ноги безжизненного тела и только тут приметил, что это бортник. Как его там звали? Теперь уже неважно. Он сам погиб, сам выбрал такую участь. Ингварь ему не приказывал лезть в самое пекло.

— Добрый воин был, — перекрестился князь, глядя на заляпанное кровью и припорошенное снегом тело десятника. — Царствие ему Небесное.

И Ингварь зашагал, не оглядываясь, к новому столу Златоверхой Рязани.

Глава XXXIII. Вече

— Где мой муж? — Марфа требовательно посмотрела в лицо Ингварю.

Она имеет право знать, Миронег ее венчанный супружник, а она — его водимая. Да, нельзя в стольном граде Рязани даже приближаться к любимому, таков уговор, и девичья коса, неприкрытая повоем, хоть и заставляет щеки краснеть от стыда, а все ж свободно висит за спиной. Марфа приняла условия игры, смирилась, но узнать, просто узнать про него ведь можно? Глеб бежал, но бой же был, про то даже в Пронске уж ведают. Как там Мироша, не поранен ли?

Ой, как ноет в груди, тянет тревога жизненные силы, скручивает сердце непрошенным страхом. Пусть Ингварь скажет, успокоит. А не ведает, так пусть пошлет прознать, не велика забота.

— Где он? — снова повторила Марфа, не дождавшись ответа.