Только не мы - Игорь Толич

Уставившись взглядом в окно, я считала звёзды. Такие многочисленные и далёкие, они не утешали меня.

Вдруг я почувствовала, да, именно почувствовала, что Тони не спит, как и я. Как и я, он смотрит на те же звёзды, смотрит поверх моей спины, поверх моего силуэта во тьме. Если бы я повернулась, если бы шелохнулась хоть чуть-чуть, не знаю, что произошло бы дальше. А точнее — знаю слишком хорошо.

Тони мягко выдыхал носом и полуоткрытым ртом в мой затылок, от этого кружилась голова.

Ближе. Ещё ближе…

Всего несколько сантиметров разделяют его губы и мои волосы, которые подрагивают от учащённого дыхания. Мне стало физически больно оттого, как скрутило живот, как замкнуло горло. Никогда, никогда раньше я не испытывала ничего подобного.

«Нельзя, — повторяла я себе. — Нельзя. Нельзя.»

Прошёл час, а может, и больше.

Тони встал с кровати, ушёл в ванную. Через пятнадцать минут он вышел, оделся и сделал вид, что будит меня. Я же сделала вид, что разбужена. Мне тоже нужен был душ. А ещё нужен был виски и какой-нибудь твёрдый предмет, чтобы ударить им себя, и, возможно, хоть так облегчить ночной кошмар, который чуть не свёл меня с ума.

После завтрака мы сели в машину. Тони включил телефон, и вскоре ему позвонила Катя. Я поняла это, потому что Тони не стал выводить звонок на громкую связь, как делал прежде. И пока он разговаривал, подбирая самые нейтральные реплики, я думала о том, как мне выжить в эту зиму, чтобы к весне дописать роман, ни разу не взглянув на чёрную визитку, которая осталась в моём кошельке. Конечно, задача была непосильной, но я упрямо верила, что справлюсь.

Тони высадил меня там же, у дома, откуда забирал вчера с утра. Мы попрощались, я вышла.

Пошла, прямо, уверенно, спокойно по чистому снегу. Он хрустел и переливался под искусственным вечерним светом.

— Лиз! — Тони выскочил из машины и подбежал ко мне.

Мы снова стоим и смотрим друг другу в глаза. Из отрытого рта Тони клубами вырывается пар. Его бледные щёки краснеют от мороза, мои — от подкативших слёз, которые я сдерживаю отчаянно.

— На нашем месте любые другие люди поступили были бы иначе сегодня ночью, — рассуждает он.

Я понимаю, о чём он говорит и соглашаюсь кивком:

— Да. Другие. Кто угодно, только не мы.

— Давай хотя бы обнимемся. На прощание, — говорит Тони.

«Не говори такого», — отвечаю я ему в мыслях, а сама молчу.

— Я всё понимаю, — произносит Тони теми же губами, что умеют беспечно улыбаться, а во сне жарко целуют воздух, который мы оба имеем право вдыхать, но не имеем права прекратить дышать в общем поцелуе. — Лиз, я хочу сказать, что в любой момент ты можешь мне позвонить. Но если не позвонишь, я пойму.

— Я не стану звонить, — говорю я или, может, просто шепчу.

— Хорошо, — кивает Тони.

— И ты тоже… не звони.

— Хорошо, — снова кивает.

Мы обнялись.

Снег падал на тёмный бистр волос Тони, дерзко контрастируя с ним, споря, перебивая. На моих же волосах он приживался будто родной, незаметный и хрупкий.

Я обнимала его крепко, обнимала навзрыд, обнимала, не желая расцеплять рук. Тони прижимал меня к себе. И сердца наши бились друг другу навстречу, готовые порвать рёбра, плоть и ткань одежды, чтобы слиться воедино.

Тони отпустил первым.

Я тоже убрала руки.

— Удачи тебе, Лиз Янсон.

— Удачи, Антон Сергеевич.

Подарив мне прощальную улыбку, Тони ушёл к машине. Вскоре, он проехал мимо, коротко посигналил и скрылся за поворотом.

Глава 4