— Эмилин, у меня не было никаких девушек. Я встречался и спал с большим количеством женщин, чем хотел бы признать. Но нет, серьезных отношений у меня действительно не было.

— Так ты никогда не влюблялся?

— Нет, — уверено ответил он.

— Почему?

— Потому что ни одна из них не была тобой.

Тишина. Я сглотнула. Мне хотелось что было сил прокричать: «я люблю тебя!».

— Джейс…

— Мне пора возвращаться.

— Ладно, — неохотно согласилась я.

— Спокойной ночи, Эм. Надеюсь, ты нашла то, что искала.

— Нашла. Спокойной ночи.

Какая-то часть меня все еще сомневалась в намерениях Джейса в отношении нас, но теперь я знала. Ни одна из них не была мной.

Положив трубку, я достала из рюкзака «Все дороги между нами» и провела пальцами по обложке. Я пообещала себе, что закончу ее, но сначала мне нужно увидеться с матерью.

Я добралась до Нэшвилла поздно вечером на следующий день. Нашла отель, а затем пошла в соседний книжный магазин и купила блокнот в кожаном переплете — такой был у Джейса в детстве.

На следующее утро я приехала на красной машине по адресу моей матери. Подъехав, увидела скромный послевоенный дом с заросшим двором. На подъездной дорожке стоял передвижной фургон для ухода за собаками с ярко-красной надписью «ГРЯЗНЫЕ СОБАКИ» и изображением покрытого грязью шнауцера.

Перед встречей с ней я нервничала намного меньше, чем перед встречей с отцом, и думаю, это связано с тем, что ее я едва помнила. Она была частью моей жизни в течение такого короткого времени, что ее отсутствие повлияло на мою жизнь больше, чем присутствие. Хотелось бы закрыть с ней все вопросы и обиды, но я знала, что даже если все получится, это не принесет мне такого облегчения и не будет так важно, как то, что я испытала за обедом с отцом.

После второго звонка за дверью раздался собачий хор и звуки несущихся к двери лапок.

Она распахнула дверь, лягнула собак, прогнав их, ее взгляд еще не совсем остановился на мне. Волосы были короткие, она покрасилась в дешевый оттенок красного. И казалась намного меньше, чем я помнила, но опять же, я была совсем маленьким ребенком, когда видела ее в последний раз. Кругленькая, пухлая, немного нездоровая на вид, а может быть, просто изможденная. Судя по внешности, жизнь у нее выдалась нелегкая.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Я прощаю тебя, — выпалила я.

Она долго смотрела на меня, а затем во взгляде проскользнуло узнавание. А вот грусти в нем не появилось, только испуг.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришла сказать, что прощаю тебя.

Она заблокировала проход, будто я собиралась ограбить ее.

— Отлично, — сказала она без каких-либо эмоций.

— Ты не собираешься пригласить дочь к себе в дом?

Она уставилась на меня на несколько долгих, некомфортных секунд, а затем неуверенно отошла в сторону.

— Конечно. Входи.

Я последовала за ней через лабиринт из коробок и кучи разбросанных повсюду вещей на кухню, где был еще больший беспорядок. У нее явно начиналось патологическое накопительство вещей и собак. Я насчитала по меньшей мере восемь маленьких собачек самых разных пород, которые прыгали и кусали ее ноги, как голодные крысы.

— Садись, — она указала на барный стул за стойкой.

Я вытащила стул и стряхнула с него какую-то порошкообразную белую пыль. В доме было грязно. Я пыталась вспомнить, было ли у нас так, когда я была маленькой.

— Хочешь сок или еще что-нибудь? — спросила она.

— Нет, спасибо.

Я не понимала, почему все еще находилась здесь.

— У меня назначена встреча, и скоро нужно будет идти. — Она встала с другой стороны грязной столешницы и оценивающе посмотрела на меня.

— Ты стрижешь собак?

— Это помогает оплачивать счета, — последовал резкий ответ.

— Да я не осуждаю…

— Правда? Разве ты здесь не для этого, Эмилин? Чтобы осуждать меня?