Балерина - Надя Лоули (2014)

Он на минуту откинулся в кресле и закрыл глаза. Потом встряхнулся, прогоняя сон, походил по комнате и снова закурил, чтобы заглушить голод. Надвигалось время ужина. Зверев решил закончить с работой и, поспешно придвинув кресло ближе к столу, написал крупными буквами «Дружба». Тоже надо разобраться. Ксения Анатольевна закончила свою деятельность в декабре, и на ее место поступила молодая неопытная секретарь-атташе по культурным связям Борткевич Вера Андреевна. Петренко убедил его, что лучше кандидатуры не найти, мол, из нее веревки можно вить… Что ж, посмотрим… Ведь вокруг этой ассоциации вьется немало лиц, так называемых членов организации, интересных для Зверева. Надо разобраться с этими «членами»! Но самое главное, это сближение Веры с Элизабет Вайт. Справится ли Вера Борткевич с опытной американской разведчицей? То, что эта «юнесовская курсистка» была цэрэушная «кротиха», он не сомневался. Непременно надо внедрить в это содружество Аллу Дюшен. Тогда у него будет независимая от Петренко, который работал на другой отдел, информация. За Аллу Борис не сомневался, она была у него на «крючке»!

Борис Александрович закончил свои деловые записи, посмотрел на часы — ничего себе, скоро девять!

Он достал из ящика стола небольшие темные усы и ловко, привычным жестом, даже не глядя в зеркало, наклеил на лицо. Уже перед зеркалом поправил «усики», гелем «прилизал» торчащие волосы, повесил спортивную куртку на стул и надел дорогой пиджак. Эти незатейливые манипуляции над внешностью моментально преобразили его до неузнаваемости. Он улыбнулся, и забасил голосом Высоцкого: «Да это же просто другой человек, а я тот же самый…»

Перед самым выходом позвонил в ресторан «Балалайка» и заказал столик. Надо прощупать обстановку на месте событий, а заодно и поужинать.

41

Аккордеон выводил незатейливую мелодию, которая, казалось, накрывала обвораживающей сентиментальной грустью и, в то же время с каким-то цыганским надрывом заводила и пробирала до слез. Жорж Кондаков посмотрел на музыканта, склонившегося над превышающим его в размерах инструментом, совсем мальчишка-подросток. Внешне похож на румына или болгарина, а скорей всего цыганенок, подумал он и бросил ему в коробку двадцать франков. Видимо, это были для мальчишки очень большие деньги, потому что он тут же прекратил играть, поставил аккордеон на землю и, схватив бумажные деньги из картонки, засунул их во внутренний карман обшарпанного пиджака. Потом глянул лукавым благодарным взглядом на Жоржа и, растянув инструмент, жахнул во всю мощь стареньких мехов: «Ка-а-а-а-али-и-и-и-и-и-инка — ма-а-а-али-и-и-инка…»

Кондаков вздрогнул от неожиданности, и ему даже показалось, что парень видит его насквозь: «Вот хитрая бестия!»

Чтобы не привлекать к себе внимание, Жорж отвернулся к стене и сделал вид, что он здесь ни при чем и никакой музыки не заказывал.

Кондаков сидел на террасе кафе и, несмотря на непогоду, был в темных очках. Так ему было спокойнее. Он привык к ним с того самого дня, когда впервые вышел на улицу после пластической операции. Очки стали для него вторым лицом, и он снимал их только, когда был дома.