Проводница - Елена Ласкарева (2001)

— Сюда. Только покажи сперва, икра там или что? А то потом начнешь деньги требовать.

— Соображаешь! — усмехнулся Никита.

Он достал одну банку и открыл крышку. Мелкие черно-серые икринки плотно прижимались друг к другу боками. Тесное купе сразу наполнилось острым солоноватым запахом. Ольга невольно сглотнула слюну.

— Попробуй, — предложил Никита.

Она мазнула пальцем по гладкой поверхности подцепила несколько липких икринок и отправила в рот. Вкусно…

— А что это за белые пленочки? Она не испорчена?

— Обижаешь! Просто икра свежая, не прошла термическую обработку. Зато витаминов больше.

Ольга пересчитала банки, спрятала в пакеты и опустила полку. Почему-то ей было неловко находиться в купе так близко к этому парню.

Никита был симпатичным. Высокий, широкоплечий, с лукавыми глазами и жестко очерченным ртом. Он чем-то смахивал на Герку… Хотя скорее не внешне, а внутренне. От него исходили такие же невидимые флюиды, как и от Ольгиной первой любви.

Она повернулась, чтобы выйти, но он не посторонился. Смотрел на нее с ухмылкой.

— Пропусти.

— Проходи.

Ольга опустила голову и постаралась протиснуться между ним и стенкой. Сделать это так, чтобы не соприкоснуться, было невозможно.

Она почувствовала, как ее грудь прижалась на мгновение к его груди, как бедра скользнули по его бедрам, и ее словно жаром обдало. Никита стоял не шевелясь и не делал ничего предосудительного, а Ольга все же стеснялась поднять на него глаза.

— Я приду встречать, — сказал он.

— Приходи, — кивнула Ольга.

— Тогда и рассчитаемся.

— Хорошо.

Он постоял немного, посмотрел на нее, повернулся и пошел. А Ольга с трудом перевела дыхание. Фу ты, словно о свидании сговорились…

— Что ты, подруга, зарделась, как красна девица? — подколола Лидка. — Приглянулся кадр?

— Ты о чем? — смутилась Ольга.

— О погоде! — хохотнула напарница. — Ты, если что, шепни. Я тебе служебку освобожу. Паренек что надо! Грех упускать.

— Кто о чем, а вшивый о бане! — разозлилась Ольга. — У тебя только одно на уме.

Она сгребла с полки стопку белья и пошла заправлять постели на верхних полках. В их фирменном составе было положено подавать вагон на посадку с уже застеленными «верхами».

Лидка надулась и принялась сосредоточенно разрезать на кусочки брусок мыла. В каждый туалет по кусочку, хватит туда и обратно. Получается экономия полбруска в рейс. Ольга смеялась над Лидкиной патологической жадностью, но напарница упорно половинила положенную норму, а остаток уносила домой. Да еще хвасталась, что вообще мыла не покупает.

Ольга любила мыло дорогое, душистое от которого кожа становится гладкой. А Лидка считала, что любое сгодится, лишь бы пенилось. Она и на туалетной бумаге экономила, выгадывая рулон раз в два рейса.

Ксения тоже носила домой мыло и туалетную бумагу, но Ольга из принципа покупала себе и Корешку свое. У матери же даже постельное белье сплошь было с казенными штампами железной дороги, и вафельные полотенца, и посудные — тоже «меченые».

С «железки» тащили все, и это даже не считалось воровством. Положено списывать рваное старье, а вместо него списывали новенькое. Доходило до смешного: вывесят во дворе соседки белье сушить, а потом собачатся, чья простыня или наволочка — метки-то одинаковые.

Ольга аккуратно расправила одеяло, взбила подушку и поставила ее «треугольничком», как учили в интернате. Осталось последнее купе застелить, и скоро на посадку.

Как вспомнила про интернат, даже настроение испортилось. Корешок опять остался с теткой Тамарой. Ксения укатила на Челябинск. И ни за что не желает хотя бы отгулы взять. Придется осенью вновь определять Корешка в интернат. Хотя бы до зимних каникул, до покупки квартиры…