Или плюнуть на все и с сентября найти ему няню? Честно говоря, денег жалко. Нянькина зарплата — это как раз Ольгин месячный калым, а значит мечта о квартире отодвинется на неопределенный срок. Да и Ксения не пустит на свою драгоценную жилплощадь чужого человека. Вон, в их отсутствие пацану приходится у Тамары ночевать, хотя та согласилась бы и к ним приходить. Да Ксения против, словно у нее там клад спрятан.

Состав дернулся, и Ольга чуть не упала. Поезд неспешно подплыл к перрону, и у вагона засуетились пассажиры с чемоданами. Ольга глянула в окно и вдруг увидела на платформе Никиту. Лидка тоже заметила его и заорала на весь вагон:

— Встречай дружка, подружка! Придется, видно, мне сегодня в ночь дежурить…

— Заткнись, — зашипела Ольга.

Она откинула подножку, спрыгнула на перрон и принялась деловито проверять билеты, словно и не видела Никиту. А у самой сердце почему-то принялось гулко барабанить о ребра. Зачем пришел? Ведь только что расстались… Или передумал?

Он остановился рядом и игриво спросил: — А безбилетника провезете, девушка?

— Дорого будет стоить, — буркнула Ольга. Она вернула билеты женщине с двумя детьми и сказала: — Проходите, шестое купе.

Никита подсадил на высокую подножку девочку лет семи и взял из рук женщины тяжелый тюк.

— Давайте я вам помогу.

С вещами в руках он поднялся в вагон, донес их до купе и вернулся к Ольге.

— Скажи, пусть напарница постоит, — шепнул он.

— Не могу, моя смена.

— А ты поменяйся.

Ольга замерла. По спине пробежали мурашки, а затылок обожгло его дыхание.

— Зачем? — напряженно спросила она.

— А я вино принес. Надо обмыть начало нашего славного предприятия.

— Мы через двадцать минут отправляемся — напомнила Ольга.

— Ну и что? — Он обезоруживающе улыбнулся. — До Минвод доеду, а там рабочим поездом вернусь. Хватит нам времени до Минвод? — с намеком спросил он.

Ольга пожала плечами и позвала осипшим враз голосом:

— Лидка!

— Уже иду!

Толстуха Лидка живенько выплыла из вагона и сменила Ольгу на посту. Хитро покосилась на них и подмигнула:

— Вы только не очень шумите… И вина оставьте глоточек. У тебя какое, Никит?

— Шампанское, естественно, — заявил он — Мы тебе бутылку оставим. Хватит?

Уже промелькнули мимо окон полукруглые цехи вагоноремонтного депо, калитка знакомого с детства двора, Корешок у калитки, унылая трехэтажка Бригадного дома. Скорый поезд уже миновал пригороды, остановился на две минуты в поселке Гайдук и приближался к длинному, прорубленному в горах тоннелю.

Ольга сидела у окна, а Никита рядом с ней на нижней полке, и его бедро тесно прижималось к ее ноге. Бутылку шампанского они уже выпили, Никита открыл вторую, а третью оставил Лидке. На закуску он по-джентльменски взял коробку конфет, но от жары шоколад расплавился, размазался по коробке. Ольга взяла конфету и испачкала пальцы. Потянулась за полотенцем, но Никита перехватил ее руку.

— Погоди. — Он вдруг обхватил губами ее пальцы и слизнул с них шоколад. — Сладенькая…

Ольга растерялась от неожиданности и так и замерла, забыв отнять руку.

Поезд стремительно влетел в тоннель, и разом стало темно. Гулко загрохотало в темноте эхо от перестука колес, замелькали мимо окон редкие фонарики на стенах.

В купе автоматически зажглась лампа ночника Никита перегнулся через Ольгу, выключил ночник, потом потянулся к двери и щелкнул замком.

Неожиданно для самой себя Ольга вдруг принялась оживленно рассказывать:

— А вот помнишь, была такая песня, «Фонарик»? Мне мать говорила, что раньше, когда в поезд контролеры садились, бригадир велел в рубке эту пластинку ставить. Ну, чтоб всех предупредить. А контролеры и не секут, идут себе с проверкой, а во всех вагонах из радиоточки несется: «Горит, горит, горит…»

В темноте ей не было видно лица Никиты, но голос его оказался каким-то глухим: