Сейчас мне трудно объяснить, почему раньше я испытывала перед телецентром такой панический страх. Меж тем телецентр представлялся мне чем-то вроде заколдованного замка или дома с привидениями, к нему и приблизиться было как-то боязно: что там скрывается, за зеркальными стеклами, которые возвращают тебе твое собственное расплывшееся отражение?… Отражение непроизвольно съеживается, и ты натянуто улыбаешься себе лилипутику, противоестественная выходит улыбочка, унизительная улыбочка выходит… Силуэты охранников в форме. С оружием. Прямо кремлевский конвой… Но нет, шевелятся, шутят: друг с другом и с сотрудниками, по пропускам едва глазами скользят, позевывают. Вроде бы люди как люди, а подойти и задать вопрос — нет, не могу…

И в какой дом мне нужно? В тот, что побольше, или в маленький? Ага, на двери маленького: «Общественное российское телевидение». Значит, мне сюда… Хотя нужно и ко второму дому подойти, просто на всякий случай, надо же наверняка действовать… Опа! И здесь — «Общественное российское телевидение». Ну и куда я теперь, спрашивается? Эй, Слава, ну пройди ты мимо, покажись! В каком же ты доме, черт тебя дери?! Ладно, зайду, пожалуй, в большое здание, там хоть вестибюль есть, всех пускают…

Я честно отстояла очередь в бюро пропусков, добралась до окошечка и спросила у недвижного бюста, восседающего за стеклом, голосом тихим и чужим:

— Извините, вы не подскажете, где здесь отдел кадров?

— А вы, девушка, собственно, по какому вопросу? — отозвался бюст неожиданно зычно.

— Да я… вы понимаете, я… В общем… Насчет работы… Отдел кадров…

— А я-то тут при чем? — удивленно-возмущенно протрубил бюст. — Вы что, читать не умеете? Написано: «Бюро пропусков». Русским языком.

— Но я думала, вы мне, может быть, подскажете, куда… — Голоса у меня уже почти не было, и я сама себя с трудом понимала.

— Что вы там шепчете? Куда что?… Я вам не справочная! — отчеканил бюст грозно. — Отойдите, не мешайте работать!

Ну вот, собственно, и все… Мой троллейбус, мой семьдесят третий, давай наконец уедем… Ты уже спешишь из-за поворота, старчески припадая на правое переднее колесо, и давно не мытые, оледенелые окна твои подернулись серо-зелеными дорожными брызгами…

Какая же я дура — раскатала губу… В гении захотела, на телецентр захотела… А кто я есть, если так разобраться? Ноль без палочки. Девочка из Подмосковья. Слишком легко ранимая к тому же… И что дальше? Выход где, я вас, Надежда Александровна, спрашиваю? Не знаете? Нет? Конечно, откуда мне знать… Это надо же такую глупость придумать! Где моя голова была?! А… к черту? Все послать к черту! Вот куплю-ка лучше мороженого, «Ленинградского», с вареньем. Остыну. Подслащу свое горькое существование, так сказать. А потом буду жить дальше. Не знаю как, но буду, куда же я денусь? Если со стороны посмотреть, ведь ничего же страшного не случилось. Ну что я выдумываю вечно? В «дурке» мне место, не иначе…

Вылезла из троллейбуса на конечной и (скорее, скорее домой) спешным шагом отправилась мимо стоянки, через дорогу, вдоль «ракеты» и торговых павильончиков, подошла к ларьку с мороженым около метро «ВДНХ», продвинула в окошечко сложенную вчетверо купюру:

— Мне с клюквой, пожалуйста. Спасибо.

Потом резко развернулась и стукнулась носом в чье-то драповое плечо.

— Ой, извините, — пробормотала я и сделала шаг влево. Плечо тоже подвинулось влево; я шагнула вправо, и плечо — вправо. Тут я наконец подняла глаза и увидела лицо смущенно улыбающегося молодого человека.

— Девушка, мы с вами что-то никак не разойдемся, — пробормотал молодой человек, а спустя мгновение, оглядев меня попристальнее, добавил: — Может, это судьба? Вам не кажется?

— Нет, не кажется? — огрызнулась я и уже хотела уйти, но он окликнул: