Тщеславие - Виктория Лебедева (2002)

— Подождите, подождите минуточку? — И начал неловко искать что-то в правом кармане своего пальто. Не нашел, полез в левый карман. Из кармана просыпалась мелочь. Нагнулся подбирать. Замер в полуприсядке, махнул рукой, распрямился, продолжил поиски. Вид имел крайне сосредоточенный, казалось, что от результата этих поисков как минимум его жизнь зависит. А потом вдруг расплылся в совсем детской улыбке и протянул мне на раскрытой ладони маленький, в смятом фантике, леденец «Дюшес»: — Вот. Это вам.

Потом снова залез в тот же карман и выудил оттуда вторую конфетку, точно такую же.

— И это вам. Чтобы никогда одной не оставаться.

Я машинально взяла конфеты.

— Герман, — представился парень и покраснел. — Хотя, конечно, это вам вряд ли интересно. Но все равно вы мне понравились. Я желаю вам счастья!

Он неуклюже развернулся и собрался идти своей дорогой.

— Надя, — сказала я ему в спину.

Парень замер на месте. Обернулся, посмотрел на меня, словно с мыслями собираясь, а потом выпалил залпом:

— Давайте с вами встречаться!

На меня напал приступ совершенно неуместного хохота, я смеялась и никак не могла остановиться, даже слезы на глаза навернулись. Герман через некоторое время начал смеяться вместе со мной, и мы хохотали уже на пару, хотя чего было смешного? До сих пор понять не могу.

В нормальное состояние нас привел окрик мороженщицы, она непечатно обругала нас за то, что мы ей окошко загородили и мешаем покупателям. Мы извинились и зашагали к метро.

— Ну так как? — спросил Герман.

— Что как?

— Насчет моего предложения?

— Какого предложения?

— Ну, встречаться… Я ведь абсолютно серьезно!

— О, это вряд ли, — отказалась я.

— Почему?

— Да так…

— А, ну ладно, — согласился Герман безропотно. — но хоть проводить-то вас можно?

— Проводить можно, — смилостивилась я, и Герман зашагал за мной через турникеты.

Почти всю дорогу мы молча рассматривали друг друга. Он был симпатичный. Высокий, одежда элегантная, но немного неряшливая. Пуговицы на пальто держатся еле-еле, и кто ему так галстук завязал? Кошмар какой! И шарфа у него нет, а зима все-таки. Глаза?… Да, глаза как у щенка-спаниеля: темно-карие, влажные и немного несчастные. И сутулится. Похож на знак вопроса. «Конечно, неплохо бы что-нибудь сказать, только что? Я же его совершенно не знаю», — размышляла я про себя, но фразы как-то не придумывались. И сам Герман тоже, видимо, не знал, что сказать, и чем ближе мы подъезжали к Курскому вокзалу, тем растеряннее он казался. Потом, когда мы уже поднимались по эскалатору, буркнул сердито (сердился, понятно, на себя, любимого):

— Вот, так всегда! Ну не умею я хорошо говорить!

И ссутулился еще сильнее прежнего. Мне стало его жалко (мне всегда всех жалко, вот такой у меня гадский характер).

— Я и сама не слишком разговорчива, — сказала я Герману, чтобы его как-то утешить, хотя против истины согрешила весьма сильно, мои проблемы обычно начинаются с того, что я хорошо молчать не умею.

— Честное слово? — обрадовался Герман.

— Нет, конечно, — призналась я. — Я соврала. Поболтать я люблю.

Герман улыбнулся:

— Мне всегда нравились разговорчивые девушки… А еще говорят, что противоположности сходятся.

— Не всегда, — ответила я, а в виду имела, разумеется, себя и Славу. Вот уж противоположности так противоположности. С большой буквы П.

— Но иногда ведь бывает? — спросил Герман. — И имя у вас такое красивое: Надежда.

Я плечами пожала. Подумала: «А имя-то здесь при чем?» Ну вот, Слава про имя и этот про имя… Видно, все они ухаживать начинают одинаково. Действительно, к чему велосипед изобретать?…

Когда мы дошли до электрички, Герман стал выпрашивать телефончик.

— Да нет у меня телефона. Честное слово, нет! — оправдывалась я, а он не хотел мне верить:

— Вот, все вы так говорите. Я вам просто не понравился, да?