Бог Ярости - Рина Кент

Но их я тоже делал достаточно редко. Не чаще раза в месяц, может быть. Когда тошнота сжимала мне горло, и я не мог дышать, не захлебываясь черными чернилами.

Когда было больно до такой степени, что я не мог существовать в своей гребаной шкуре.

Но за последние пару недель это до такой степени участилось, что я уже не могу это контролировать.

Когда я был с Николаем, я не делал этого, потому что он был ужасно проницательным. Он чувствовал, что с моей рукой что-то не так, и продолжал спрашивать об этом в течение нескольких недель. Я не шучу, он говорил:

— Кстати, как ты повредил руку? Рана выглядит серьезной.

Учитывая, что мы занимались сексом, я не решался резать себя между бедер, и самое странное, что меня не переполняло желание увидеть свою кровь.

Я мог справляться с этим желанием, пока оно не стало невозможным.

До сегодняшнего дня, когда я фантазирую о том, как отрежу себе гребаное запястье.

— Милый… пожалуйста. Я так волнуюсь за тебя. Пожалуйста, поговори со мной. Скажи что-нибудь. Что угодно.

Мамины слова, сказанные ранее, проносятся как в тумане, и я издаю дрожащий выдох. Я сказал ей, что люблю ее, а затем повесил трубку, потому что не мог справиться с болью в ее голосе.

Папа звонил мне, но я не брал трубку, потому что, услышав беспокойство в его голосе, я бы не выдержал. Меня пугает, что я — разочарование, которое ни в чем на него не похоже. Может, он и был строг с Лэном, но на самом деле это потому, что он напоминает ему его самого.

Я — гребаная аномалия, которая вызывала беспокойство только у моих родителей. Гребаный ураган разочарований и несостоявшегося потенциала.

Вибрация выводит меня из транса, и я дважды моргаю, а затем тянусь к телефону раненой рукой, слегка дрожа, сердце замирает в горле.

В последние пару недель, чтобы справиться с бесконечной ломкой, я писал себе сообщения, как будто переписываюсь с Николаем.

У меня достаточно гордости, чтобы не связываться с ним после того, как он меня бросил, но мне было не больно отправлять эти сообщения самому себе. Представляя, что это он. По крайней мере, так я мог выразить свои чувства словами.

Такие глупые смс как:

Зачем ты появился в моей жизни, если собирался уйти?

Зачем ты сделал меня зависимым от тебя, если не собирался оставаться?

Если я попрошу прощения, ты вернешься?

Ты никогда не был какой-то шлюхой. Я даже не интересуюсь подобным. И я, блять, здесь игрушка, а не ты.

Мне даже бегать больше не нравится. Ты испортил это, как и все остальное. Чертов ублюдок. Пошел ты.

Я запутался, Николай. Очень сильно. Ты должен радоваться, что уклонился от пули.

Я ненавижу себя. Почему бы и тебе ненавидеть меня?

А, ну да. Теперь ты тоже меня ненавидишь. Наконец-то. Поздравляю с пробуждением. Лучше поздно, чем никогда.

Ты вернулся к Саймону и другим своим приятелям по сексу? Уже нашел мне замену?

Эта последняя мысль часто затягивает меня в черную дыру моего разума, и я не могу избавиться от нее, как бы ни старался.

Я видел Николая в бойцовском клубе пару раз, в основном потому, что не мог больше не видеть его, но всегда уходил раньше, чем он обращал на меня внимание.

Точно так же, как я писал эти сообщения себе, а не ему.

Но вот в чем дело.

Вчера вечером я напился с Реми и, вернувшись в комнату, был не в себе. Поэтому я просмотрел хаотичный Instagram Николая, в который он выкладывает самую случайную ерунду.

Это привычка, которой я придерживаюсь в последнее время, и она помогает усмирить моих демонов. По крайней мере, на некоторое время.

Около десяти тридцати, когда я обычно ухожу в пентхаус, он выложил фотографию телевизора со сценой из вечернего сериала о тайнах убийств с хэштегами: #Смотрю #В одиночестве.