Бог Ярости - Рина Кент

Я сжимаю в кулак его волосы и подталкиваю к себе, а затем захватываю его рот в медленном, чувственном поцелуе, проводя языком по его губам и пробуя сладость.

Целовать его вне секса — совсем другое. Что-то новое. От этого у меня болит в груди и туманится мозг, но я всегда любил боль.

Когда я отпускаю его, он стонет.

— М-м-м. С этого момента я хочу, чтобы ты целовал меня по утрам именно так.

Я отпускаю его, толкая.

— Иди.

— Хорошо, иду, иду, — он шлепает меня по заднице, направляясь к противоположной стойке.

— Николай!

Он только ухмыляется и роется почти во всех шкафах, пока наконец не находит два чертовых ножа и вилки.

В итоге большую часть работы делаю я, потому что то, как он все перепутал, сводит меня с ума.

Когда мы садимся за стол, я потягиваю чай «Английский завтрак», и просматриваю электронную почту на своем телефоне, пока Николай поедает макаруны, как монстр.

— С кем ты переписываешься? — спрашивает он после того, как проглатывает.

— Не переписываюсь. Читаю новости.

— Зачем?

— Потому что мне нравится быть в курсе того, что происходит в мире.

— Но какой в этом смысл?

— Серьезно? Тебе все равно?

— Разве что-то изменится, если мне будет не все равно?

— Делать что-то лучше, чем ничего не делать.

— Поэтому ты участвуешь во всех этих волонтерских акциях?

— Да. Я родился с золотой ложкой во рту и стараюсь помочь тем, кому не так сильно повезло.

— Хм. А как насчет лакросса? Почему ты в него играешь?

Я кладу телефон и делаю глоток чая.

— У меня хорошо получается.

— И этого достаточно, чтобы играть?

— Наверное.

— Я играл в футбол в старших классах, но не только потому, что был хорош в нем. Мне нравился адреналин.

— Американский футбол, как я понимаю.

— Единственный существующий футбол.

— Единственный существующий футбол — это тот, где мяч пинают ногой, и который является самым популярным видом спорта в мире.

Он пожимает плечами.

— Ты имеешь в виду соккер?

— Не называй его так в моем присутствии. Отвратительно.

Он хихикает, звук эхом разносится вокруг нас с редкой легкостью, и я не могу удержаться от улыбки.

Проснувшись сегодня утром, я подумал, что моя жизнь перевернется с ног на голову, потому что я пропустил самую важную часть своей рутины, но все оказалось не так апокалиптично, как я думал.

Если уж на то пошло, мне нравится наша легкая беседа.

— А если серьезно. Тебе действительно нравится лакросс? — настаивает он.

— Я бы не играл в него, если бы не любил.

Хотя на самом деле причина в том, что это единственный вид спорта, которым Лэн не занимается. Мы вместе играли в поло, когда росли, но я отдалился от этого вида спорта и от него, как только достиг половой зрелости.

Мне нужно было играть в то, что его не интересовало. Футбол, крикет и мое любимое поло были исключены. Регби — слишком физическая игра на мой вкус. Оставался только лакросс.

Но я не говорю об этом вслух. Не могу допустить, чтобы Николай почувствовал мой комплекс неполноценности и решил, что я менее совершенен.

Он смотрит на меня слишком напряженными глазами, и мне это не нравится. Нужно сменить тему разговора, чтобы внимание было сосредоточено на нем.

— Эй, Николай.

— Да?

— Если бы ты мог оказаться в любой точке мира, куда бы ты отправился?

— Внутрь тебя, малыш.

Я чуть не поперхнулся чаем.

— Я серьезно.

— Я тоже серьезно. Я принимаю требования Коли близко к сердцу.

Поднося чашку ко рту, я приостанавливаюсь, прежде чем сделать глоток.

— Ты сказал, что всегда был сверху. Но ты когда-нибудь думал о том, чтобы быть снизу?

— Зачем? — он поднимает бровь. — Ты хочешь трахнуть меня?

Я чувствую, как жар поднимается к моим щекам, и проглатываю чай, находящийся во рту.

— Я не это имел в виду. Просто спросил.