Источник - Джеймс А. Миченер (1965, 1993)

Тем не менее Уриэль был явно не готов к появлению такого количества кочевников, которые все подходили и подходили с востока. Это были не просто обыкновенные семейства ибри, которых ему доводилось встречать в прошлом. Макор часто принимал к себе такие группы и без труда приобщал их к культам, господствующим в земле Ханаана. В некоторых таких семьях имелось по двадцать детей, но эта группа была совсем другой. Уриэль видел перед собой сплоченное сообщество семей, настоящую родовую общину, к тому же вызывало подозрение то, что возглавляли группу взрослые мужчины, способные носить оружие, а детей почти не было видно. Правитель не испытывал страха, поскольку у пришельцев было очень мало металлического оружия, но четкий порядок, который они соблюдали на марше, не позволил ему забыть о первом сообщении сына. Это на самом деле была армия, и не важно, готова она вступить в бой или нет. Уриэль спустился с башни, испытывая глубокую озабоченность.

Обычаи того времени требовали, чтобы при появлении незнакомцев правитель оставался за стенами своего города, ожидая формального визита посланника. Тот сообщал ему о намерениях людей, стоящих под стенами, но в данном случае кочевники явно были незнакомы с дипломатическими процедурами, а потому никаких посланников не появилось. Вместо этого крепкий старик, возглавлявший прибывших, подошел к воротам, ударил в них посохом и крикнул:

– Ворота Макора, откройтесь перед Цадоком, правой рукой Эль-Шаддая!

Это было странное требование, и ни одному из городов не доводилось его слышать, поскольку оно предполагало, что ворота должны послушно открыться сами собой, без применения военной силы. Люди на стенах разразились смехом, но правитель Уриэль подошел к воротам, посмотрел в щель и убедился, что люди вокруг Цадока не вооружены.

– Открой! – приказал он стражнику.

Когда маленькая дверь в воротах чуть приоткрылась, старик вставил посох в проем, распахнул дверь и решительно вошел внутрь, представ перед правителем.

Из этих двоих, которые встретились в первый раз, ибри был и выше, и старше. Чувствовалось, что он склонен к размышлениям, что поглощен своей духовной жизнью и живет в согласии с природой. Хананей был куда больше знаком с цивилизацией и лучше образован. Кроме того, на службе у египтян он научился неплохо разбираться в современном обществе. Будучи судьями над своими соплеменниками, эти два человека одинаково понимали справедливость, и, отправляя обязанности первосвященников, они с равным уважением относились к святости богов. Никому из них не были свойственны несдержанность, хвастливость или жестокость. Принципиальное отличие между ними заключалось в том, что Уриэль воспринимал божественную Троицу как полезное, но не столь уж существенное понятие, а Цадок уверенно чувствовал себя лишь под покровительством Эль-Шаддая и не мыслил существования без направляющего его бога. Но у этих противостоящих друг другу лидеров были две очень важные сходные черты: никто из них не собирался навязывать своих богов другому, и оба они были преданы идее, что даже два таких разных народа, как хананеи и ибри, могут гармонично сосуществовать рядом. Цадок с отвращением относился к войне, а Уриэль, который успешно руководил египетскими войсками, не испытывал никакого желания жертвовать своими людьми, бросая их в бой. И если эта решающая встреча между двумя тысячами хананеев и семьюстами ибри завершится бедой, то не из-за действий Уриэля и Цадока, а потому, что и тот и другой были мирными людьми.