Источник - Джеймс А. Миченер (1965, 1993)

Когда Цадок миновал ворота, его удивил лабиринт, в котором он оказался, а серо-зеленые башни, казалось, были готовы раздавить его. Он растерялся, когда, тут же повернув налево, уперся в глухую стену, а повернув направо, оказался перед помещениями для стражи в окружении кованых бронзовых цепей. Никому не было под силу в ходе штурма пробиться через эти ворота, но не их военная мощь больше всего поразила Цадока. За цепями патриарх в первый раз увидел город хананеев, с его заполненными людьми улицами, с лавками, ломящимися от соблазнительных товаров. И много людей разной внешности и различного происхождения. Старик был ослеплен представшими перед ним чудесами, но испытывал к ним инстинктивное недоверие, так как ощущал давящий вес стен и странную манеру, с которой дома громоздились друг на друга, так что ни людям, ни домам не хватало для себя пространства. И стоило Цадоку увидеть перед собой этот таинственный город, как он испытал тоску по бескрайней свободе пустыни и снова подумал: не совершили ли они ошибку, придя в это поселение.

Правитель Уриэль, окруженный стражей в кожаных доспехах, сделал шаг навстречу старику.

– Я Уриэль, правитель Макора, – представился хананей.

– Я Цадок бен-Зебул, правая рука Эль-Шаддая, ищу место для моего народа.

– Готовы ли вы платить налоги? – Цадок кивнул, и хананей сказал: – Можете занимать поля вдоль дороги. А за ними лежат богатые пастбища и места, где может расти виноград.

В словах Уриэля прозвучало больше примирительности, чем он собирался выказать, но старик держался с такой непринужденностью и простотой, что правитель невольно почувствовал к нему симпатию и решил, что Макору пойдет только на пользу, если рядом с ним будет обитать такой человек.

– О каких полях ты говоришь? – спросил ибри.

– За оливковой рощей. И за полем, на котором растут дубы. Все места, что тянутся до болота. – Повернувшись в другую сторону, он показал на гору: – Но вот в тех местах селиться вы не можете, так как они принадлежат Баалу.

Старик кивнул, потому что, где бы он ни водил своих людей за последние сорок лет, определенные места были посвящены каким-то богам, и хотя Цадок не собирался поклоняться им, он понимал, когда это делали другие.

– Мы уважаем всех богов, обитающих на вершинах, – ответил он.

Цадок тоже чувствовал, что встреча складывается неплохо, и опасения, высказанные его сыновьями, не нашли в нем отклика. Макор был процветающим городом, но отдаленные поля вокруг него лежали невозделанными, и с точки зрения правителя города это было верное решение – пригласить осесть на них чужаков. Тем не менее надо было выяснить еще одну вещь.

– Мы поклоняемся Эль-Шаддаю, который обитает в горних высях, – заявил старик.

Уриэль нахмурился и напрягся – в этом вопросе он не мог уступать.

– Гора принадлежит Баалу, – повторил он.

– Конечно! – согласился Цадок, и хананей облегченно перевел дыхание. – Пусть она и будет священной горой Баала, потому что горние выси, на которых обитает Эль-Шаддай, – это не груды камней, не скалы, а такая гора, которая скрыта от глаз человека.

– Значит, спорить не о чем? – с облегчением спросил Уриэль.

– Не о чем, – честно ответил патриарх.

Однако Уриэль заметил, что глаза старика полыхнули таким пламенем, которого ему никогда не доводилось видеть раньше, – страстный, фанатичный огонь, – и сначала хананей решил было отказаться от общения с ибри, как от пугающей новой вещи, но этот огонь погас, и перед ними снова предстал Цадок, рассудительный и толковый проситель.

– Я пройду с тобой к этим полям, – сказал правитель.