Побег - Кобрина Евгения

     Дверь спальни открылась и на пороге показалась хмурая Дэрин с миской бульона в руках. Она вошла в комнату, а Милли тихо прошептала Кэйтлин:

     – Дэрин сердится на меня, что я убежала с тобой без спроса.

     – Я все слышу, – ответила женщина и поставила бульон на сундук у кровати. – Спускайся вниз, Милли, тебе надо поесть.

     –  Я могу поесть здесь, с Кэйтлин.

     – Нет. Больной нужен отдых. Иди вниз.

     – Давай, милая, – подтолкнула её Кэйтлин. – Увидимся вечером.

     – Хорошо, – ответила девочка и слезла с кровати. – До вечера.

     Она вышла из спальни. Дэрин хмуро смотрела на Кэйтлин и молчала, её пристальный взгляд начал нервировать:

     – Я знаю, вы недолюбливаете меня…

     – А у меня есть причины тебя любить?

     – Нет.

     – Вот именно, нет. Ешь свой бульон, – сказала женщина и протянула ей миску. – Будь моя воля, тебя бы не было в этом доме.

     – Я поступила так ради вас и Милли. Я боялась за неё.

     – Тебе нет оправдания. Ты должна была во всем признаться мужу, Бартон бы все решил.

     – Я боялась его решения.

     – Я, я, я. Только я! Ты думала о себе, не о нас. Ты не думала о Милли и уж тем более не думала о моем племяннике. Если бы Бартон был тебе хоть немного дорог, ты бы не поступила с ним так. Ты разбила его надежду на счастье, которая только начала возрождаться. Он больше не поверит тебе никогда.

     –  Значит, всю жизнь я буду заглаживать свою вину, завоевывая его доверие.

     – Жизни будет мало.

     –  Я постараюсь успеть.

     Дэрин понравилась дерзость девушки, и она махнула рукой, заканчивая разговор:

     – Ешь!

     Кэйтлин принялась за бульон, а женщина вышла из комнаты.

     Вскоре её посетила тетя Эйла, она плакала и уверяла, что во всем виновата только она. Что Альфа вызывал её на строгий разговор, где она честно во всем призналась. Он не стал её наказывать, но его тон был так суров, что это уже стало наказанием. Рассказала, что дядя Роб не разговаривает с ней и, наверное, выгонит из дома. А Дэрин не хотела пускать сюда. И если бы не Бартон, она бы не увидела племянницу. Кэйтлин, как могла, успокаивала тетку, уверяя, что все наладится и муж простит её. А потом они вместе расплакались, вспоминая мать Кэйтлин и её скорую смерть. Но поток слез и воспоминаний прервал приход Дэрин, которая строгим голосам объявила, что Эйле пора и честь знать. Тетя ушла, а Кэйтлин снова принесли мясной бульон и заставили есть.

     Потом приходила знахарка и осматривала рану. Она уверила Кэйтлин и Дэрин, что все хорошо заживает.

     После неё к девушке снова заглянула Милли и рассказала, что девочки, её подружки, сказали ей, что не будут обижать Кэйтлин, что теперь все знают правду и гордятся тем, что она спасла её – Милли. И опять строгая Дэрин выгнала от больной посетительницу, принеся бульон.

     Потом пришли спасенные ею девушки и рассказали, какой переполох наделал её побег и новость о том, что она – необычный оборотень. Что вся стая стоит на ушах, и каждый хочет её навестить, но Дэрин пускает только избранных. Этих «избранных» та же Дэрин как пустила, так и выгнала, и Кэйтлин снова пришлось есть бульон.

     К ней зашла, кажется, половина стаи. Только не было Бартона, и это очень тревожило. Девушка не решилась спросить о нем у Дэрин. Вскоре стемнело, и женщина принесла ей травяной чай для лучшего сна.

     Наконец Кэйтлин осталась одна в надежде, что муж придет хотя бы к ночи. Трудно просить прощения у того, кого не видишь.

     Дверь медленно открылась и Кэйтлин затаила дыхание. Он пришел. Бартон закрыл за собою дверь и прошел в комнату: