Носорог для Папы Римского - Лоуренс Норфолк (1996)

С севера слышатся звуки труб и барабанов. Толпа ждала долго, потела, то вскипала от раздражения, то затихала, претерпевая муки, ругаясь с соседями, и теперь ее терпение, кажется, будет вознаграждено. Среди ожидающих зрелища перепархивают обрывки сплетен. Поговаривают, что Зверь ростом с дом, питается исключительно устрицами и пьет кровь невинных дев. Из-за ворот слышатся гиканье и глухие удары, люди принимаются вертеть головами и наконец соображают, куда глядеть – на брешь в городской стене. И вот звуки у ворот стихают, трубы ревут громче. Вскоре появляется первый барабанщик, за ним – бородатый всадник, сидящий прямо, не замечая вытаращенных глаз и открытых в изумлении ртов. Барабаны, трубы, всадники – по четыре в ряд, а всего таких рядов полсотни. Каким-то чудом толпа расступается перед ними, словно втягивает в себя, но не их, не их ждут ротозеи. Гиканье, топот, удары: к ним-то город привычен. Гипсовые арки, выцветшие знамена все еще напоминают о последнем приобретении Папы из рода Медичи. По дворам валяются разбитые передвижные платформы, а стены еще слышат отзвуки криков «Palle! Palle!» [57]. Город не удивишь ни карнавалами, ни триумфальными шествиями, однако сегодня жители его напряжены и ждут утоления нового голода. Разверзлась ненасытная глотка площади, невероятно, но толпа на виа дель Пополо расступилась, и гордо, широкими шеренгами по улице шествует роскошное посольство. Собравшиеся уже не ропщут, уже не замечают жары и тычков. Оттуда, куда шествие еще не добралось, слышатся приветственные крики, но здесь, в самой сердцевине, все замерло в тяжком молчании. Трубачи, барабанщики, всадники в ливреях – обычная прелюдия, не более. Люди в толпе забыли о сварах и притихли, они расступаются, освобождая широкий проход, по которому мечутся только собаки. Все ждут.

Даже Папа ждет. Он сидит в самом центре лоджии замка Святого Ангела, справа и слева от него расположились кардиналы, позади выстроились послы. Слуга слуг божьих смотрит на собравшуюся внизу толпу. Они смотрят на него. Папа кажется спокойным, собранным, сидит прямо на небольшом помосте. Рассевшиеся по сторонам кардиналы вертятся, предвкушая зрелище. В конце концов, они-то к ожиданию непривычны, ожидание их нервирует. Их служки – вот они умеют ждать, домашние тоже. А кардиналы не ждут никого, кроме разве Папы. Но Папа спокоен или кажется таковым. Кардиналы немного успокаиваются. Они нюхают маленькие букетики цветов, отгоняют насекомых, елозят в своих креслах. На ступеньках выстроились их офицеры – в соответствии с табелью о рангах самих кардиналов. Люди кардинала Армеллини заняли верхнюю часть лестницы и взяли на себя функции таможенного досмотра. Напрасно взывают к ним несчастные слуги кардиналов Риарио, Гримани, Содерини, Виджерио, Делла Ровере, Дель Монте, Аккольте, Де Грасси, Саули, Д’Арагоны, Корнаро, Фарнезе, Гонзаги, Петруччи, Ремолино, Серры, Шалана, Шиннера, Бакоча и Бейнбриджа. К тому моменту, когда слугам, потрепанным и напуганным головорезами кардинала Армеллини, удается добраться к своим измученным жаждой господам, подносы со сластями и кувшины с вином изрядно опустошены. Конклав собрался здесь, чтобы избрать символ, тяжелой поступью надвигающийся с севера. Папа полностью владеет собой, он – само терпение. Толпа внизу безумствует. Кардиналы же находятся словно между молотом и наковальней – между нетерпением толпы и спокойствием Папы – и молят Бога, чтобы пока не видное им посольство двигалось резвее. Они слышат слабые приветственные крики, которые затем сменяются загадочной тишиной.