Опытный кролик - Полковников Дмитрий

Еще гадал насчет самолета. Случайность или вброс «дезы» на ту сторону прошел успешно. Хотя, какая деза. Если хочешь кого-то обмануть, рассказывай правду, но обязательно с три короба.

*****

После обеда из Бреста вернулся Иволгин.

Попросил разрешения собрать всех командиров, послушать свежие тезисы. Партийный ты или нет, аполитичным хомячкам не место в Красной Армии. Так что и комбат присутствовал, как сочувствующий

[460].

Ненашев и не протестовал. Благо, помогать материально не надо, и так финансов с каждым днем все меньше и меньше, да и в вопросах бартера он не олигарх.

Следует знать, что такое обком или горком партии и его первый секретарь.

В это время — первый после бога. Мнение его перевесит любое постановление исполкома, слово прокурора или решение суда. О военных отдельный разговор, их обычно «просят», а они незамедлительно «cнисходят» стараясь побыстрее выполнить желание.

Офицерские жены и дети — те же граждане-обыватели, со своими нуждами и бедами.

— Товарищ Теплицын обратил внимание на напряженность международной обстановки, возросшую угрозу войны и призвал к повышению бдительности, — начал пересказывать из блокнота Иволгин, — Особо подчеркнул, что по этому вопросу не надо вести открытых разговоров и проводить каких-либо крупных и заметных населению мероприятий

[461].

«Водки, что ли, после выпить», — тоскливо думал Максим, примерно зная содержание.

Впрочем, в батальоне проблема казалась решенной. Женатых лишь шестеро, остальные не посмели ослушаться начальника — жен и детей не привезли, или отправили отдыхать к родственникам, подальше от границы.

Замполит продолжал. Посетовал чужим голосом о кадрах, неспособных в Брестe организовать соревнование, и о невостребованных переходящих красных знаменах и вымпелах. Еще про то, как жители деревень и местечек саботируют организованные добровольные субботники. Лишь зря тратились на оркестр.

«И чего такого, — подумалось Максиму, — Советской власти в Западной Белоруссии меньше двух лет. Ничего, время пройдет, втянутся и привыкнут».

— Можно ли поинтересоваться? Как насчет эвакуации семей, в связи с возросшей угрозой войны? — не выдержал кто-то из женатых командиров.

Иволгин поморщился, хотел сначала посоветоваться с комбатом. Уж как-то двусмысленно прозвучал ответ.

— Категорически запретили. Самовольное действие может быть неправильно истолковано местным населением, — Алексей вспомнил, каким взглядом первый секретарь смотрел на спросившего военного, и продолжил, сверяясь с блокнотом:

— Если что, вас вовремя предупредят, пока не надо беспокоиться. Всякая преждевременная эвакуация семей начсостава, работников НКВД, ответственных партийных и советских работников посеет панику среди населения и вызовет вредную шумиху

[462].

Какой парадокс, тех, кто попытается уехать из города, обзовут паникерами. А у тех, кто не успеет выбраться, в анкете появится темное пятно о временном пребывании на оккупированной территории.

Все посмотрели на комбата, будто он для них есть последняя и главная инстанция. Тут давно привыкли, если говорят наверху что-то не делать, значит делать надо обязательно

[463]. Но желательно найти кого-то, взявшего на себя роль козла, несущего ответственность.

Ладно. Тяжелое бремя взвалит он себе на плечи. Если батальону и уготовано сгореть в дотах, то хотя бы с мыслью, что их жены и дети в безопасности.

— Не надо смотреть на меня, как некое животное на некие ворота. В субботу семейные товарищи с женами и детьми должны быть на вокзале. При себе иметь «тревожный чемоданчик» и железнодорожный билет. Вашей семьи, товарищ старший лейтенант, это тоже касается.

Кровь бросилась в лицо Суворову, и он изумленно привстал.