Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини (1932, 1939)

– Довольно! – Он говорил непреклонно и презрительно одновременно. – Этими бесчестными отговорками вы лишь впустую роняете свое достоинство. Вы думаете, я не знаю, откуда дезертировал мессир Адорно, хотя дезертирством это можно назвать только при вашем двуличии?

– Синьор, я не потерплю!

– Вы сами своим упрямством напросились на это!

– При чем здесь двуличие?

– Я могу найти и другое выражение, если вас это не устраивает.

Филиппино злобно замолчал, уставившись на маркиза и тяжело дыша. Ноздри его раздувались. Наконец он взял себя в руки.

– Ваша светлость весьма несправедливы ко мне. Для меня все это – вопрос долга. Мои побуждения именно таковы, и не более.

– Тогда они ничего не стоят. – Теперь дель Васто сбавил тон. – Тот, в чьих руках плетка, не всегда нуждается в ней. Синьор, послушайте меня. Спорить из-за этого – значит бездарно тратить время. Факты – упрямая вещь. Нельзя же забывать, что отец Просперо Адорно был вынужден бежать из Генуи, чтобы спастись от расправы за свою верность императору. Ибо все сводится именно к этому. А раз так, можете ли вы представить, чтобы его величество предал забвению любое из предполагаемых ваших действий, или я, действуя от его имени, стал их терпеть? Позвольте дать вам своевременный совет, мессир Филиппино. Не заставляйте меня привлекать внимание императора к делу Просперо Адорно. Это произвело бы очень неблагоприятное впечатление. Император может разгневаться на тех, из-за кого Просперо пришлось, как вы выражаетесь, дезертировать. Что станет тогда с нашим соглашением?

Это предупреждение перепугало Филиппино, и он, пусть неохотно и с обидой, но подчинился. Полуприкрыв глаза, он угрюмо разглядывал надменное лицо императорского представителя. Затем отвернулся и отошел, все еще пытаясь подавить свою досаду.

– Что до меня, – сказал он наконец, – я был бы готов уступить, однако…

– Так уступите, – посоветовал дель Васто.

Филиппино пришлось отставить в сторону чашу своей неутоленной мстительности и пригубить из чаши, предложенной маркизом.

Глава VII

В Леричи

Вытянувшись в кильватерную колонну, девять галер под предводительством адмиральской направлялись на север через канал Пьомбино – узкий пролив между островом Эльба и материком. Слабый юго-западный бриз (который итальянские моряки называют «либеччо», когда он набирает силу, и боятся как огня) наполнял большие треугольные паруса и ровно гнал корабли с веслами, поднятыми вдоль борта, словно сложенные птичьи крылья. На западе солнце клонилось к громаде Монте-Гроссо, его мягкий свет золотил Массончелло и зеленые холмы Тосканы по правому борту.

«Синьора», корабль, на котором находились теперь дель Васто и трое других пленников, шел в строю предпоследним. Замыкала караван «Мора» Ломеллино, откуда в это утро был отпущен Просперо. В качестве жилища ему выделили маленькую каюту на юте под палубой, попасть в которую можно было лишь через люк из апартаментов капитана. С помощью гардероба дель Васто Просперо смог принять достойный вид, подобающий его званию. Из того, что прислал ему дель Васто, Просперо, как последователь Кастильоне, выбрал черную пару из камки[12], с соболиной оторочкой, подпоясанную черным ремнем с золотой пряжкой. На нем были также черные чулки и высокие сапоги из черной кордовской кожи. Черный берет покрывал его коротко остриженные волосы – единственное неустранимое свидетельство того положения, из которого он был недавно вызволен.

Он прохаживался по узкой палубе со своим избавителем, прибывшим к нему на борт «Моры», и наконец узнал, какие доводы заставили Филиппино одуматься.

– Это был знак вашей дружбы, – сказал Просперо.

– Это было просто проявление разума.

Они достигли надстройки на полубаке, и дель Васто поднялся по трапу.