Срочно нужен гробовщик (Сборник) - Аллингем (Аллингхэм), Марджери (Марджори), Сэйерс Дороти Ли, Тэй Джозефина. (1992)

Под ветра протяжный стон.

Плачет о ней природа.

Плачут о ней цветы.

Узнаешь ее мученья —

Заплачешь о ней и ты.

«Гоблин Маркет». Христина Россетти[105]. Мудрая сестра корит глупую младшую, которая гуляет в подозрительной компании.

Лоренс Палинод говорил, по-видимому, о чем-то очень важном, только на своем «птичьем» языке. И хотя Кампьен глубоко сочувствовал Чарли Люку, которому пришлось снимать показания у этих странных людей, говорящих аллюзиями, он почувствовал в душе облегчение. Если домашний язык Палинодов — стихотворные строки из классиков, значит, нужна хорошая память и толстый словарь-цитатник, так что положение небезнадежное.

И тут же мисс Эвадна разочаровала его.

— Все это очень хорошо, — ответила она брату. — А вы играете при этом роль кузена Контропа?

Сердце у Кампьена упало. Он угадал в этом замечании единственный не поддающийся разгадке код — код семейных преданий.

Слова сестры произвели на Лоренса неожиданное впечатление. Он как будто растерялся.

— Пока еще нет, но собираюсь, — ответил он и выбежал из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.

Мисс Эвадна протянула Кампьену пустую чашку, избавив себя от лишнего труда нагнуться и поставить ее на столик. (Все время, что он был в комнате, она ни разу не шевельнулась, он даже подумал, не прячет ли она чего за спиной.) И ей в голову не пришло поблагодарить его или предложить сесть.

— Мой брат умен чрезвычайно, — сказала она, смакуя каждое слово. — Ум своеобычный и в высшей степени изобретательный. Это он составляет в свободное время кроссворды для «Литературного еженедельника»; главная же работа его жизни — «Король Артур — история и мифы». Еще год-другой, и он ее завершит.

Кампьен поднял брови. Так вот оно что! А ведь и верно, Лоренс так и сыплет наводящими фразами из кроссвордов, хотя иной раз прибегает и к семейным аллюзиям. А что, интересно, другие члены семейства? Если и они этим грешат, то как часто?

— Круг интересов у Лоренса необычайно широк, — продолжала мисс Палинод. — Из всех нас он меньше всего склонен ограничивать себя чем-то одним.

— И одно из его увлечений садоводство? — со значением проговорил Кампьен.

— Садоводство? Ах да, — улыбнулась мисс Эвадна, поняв, что Кампьен намекает на гелиотроп и ромашки. — Действительно, садоводство. Боюсь только, не на практике, а на бумаге.

Кампьен узнал, что хотел узнать. Смысл сообщения намеренно маскировался; впрочем, он уже успел заключить, что семейство Палинодов почти все делает намеренно. Тем временем за дверью послышались возгласы, причем не все дружелюбные. Дверь громко хлопнула, и в комнате опять появился Лоренс. Вид у него был вконец удрученный.

— Попытался прибегнуть к «контропству», — махнул он рукой. — А какой толк? Да, вот вам обещанная книга. Я все хорошо продумал. Как я всегда и говорил, «Чужой хлеб»[106] была явно без царя в голове.

С этими словами он положил книгу сестре на колени, стараясь избежать ее взгляда. Мисс Эвадна опустила на нее большие мягкие ладони, но вид у нее при этом был слегка недовольный.

— Какое теперь это имеет значение, — мягко упрекнула она его и, слегка улыбнувшись, как бы предваряя грустную шутку, прибавила: — Хлеба уже сжаты.

«Чужой хлеб, хлеба сжаты… Руфь?» — подумал Кампьен. Да, мисс Руфь Палинод, во всяком случае какая-то часть бедняжки, находится сейчас в лаборатории сэра Добермана. Мысли его перебил тяжелый вздох и сказанные следом слова:

— Все равно я был обязан докопаться до самой сути. Ты не согласна?

Лоренс повернулся, чтобы уйти, толстые стекла его очков поймали в фокус фигуру Кампьена, стоявшего в двух шагах, и он неожиданно улыбнулся теплой застенчивой улыбкой, точно приносил извинения за свою неучтивость. Затем, не сказав больше ни слова, вышел, мягко притворив за собой дверь.