Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

Я решил, что попытаю счастья еще раз, когда придет пора обеда, но второго шанса мне не представилось. Разок заглянул Куртка, пнул от души, но про прием пищи даже не заикнулся, и так, в страданиях, я провалялся до вечера, когда снаружи послышались бой барабанов и пение. Видимо, начиналась пляска скальпов в честь победы на Роузбаде, но я почти не обращал внимания на гомон, поскольку вопреки ноющим членам и неудобству, доставляемому шестом, погрузился в некую бредовую дрему, наполненную ужасными образами одноглазых женщин, размалеванных лиц и сжигаемых на костре пленников, очень похожих на меня и одетых в гусарские мундиры. Та еще была ночка.

Разбудили меня пение птиц и солнечный лучик, пробившийся сквозь приоткрытый полог типи. Несколько секунд я пролежал в приятном забытьи, пока грубый голос не вернул меня к суровой реальности. В типи собралось с полдюжины индейцев, глядевших на меня с ледяным безразличием. Говорил Куртка, а предметом обсуждения, судя по всему, служил я.

– …когда Тот, Кто Хватает увидит его, белый отправится в огонь. Таково желание жены моего брата, мое и моей семьи! – Говорил он так, будто преодолевал чьи-то возражения, хотя оных не слышалось. – Вопреки всем его словам, он достоин смерти от какешья. Кстати, кто сказал, что Пятнистый Хвост – его друг?

– А какая разница? – спрашивает другой, здоровенный детина с пузом, свисающим над коленями, и плечищами, как у быка.

Морда у него была отвратительная и здоровенная, но при этом он обладал определенным чувством юмора, которого я в тот миг не мог оценить. Его леггины и куртка были красного цвета, а в руке он держал короткий головной убор из перьев.

– Делай с ним все, что хочешь, – это же белый, – продолжает мерзавец. – Валяй! Татанка Йотанка вернулся с гор, получив «видение». – Он булькающее засмеялся. – Жаль, что ему не привиделось несколько бизонов!

Зная я, что оратором был Желчный Пузырь, вождь хункпапа, о котором упоминалось выше, я, наверное, был бы впечатлен. Хотя, возможно, и нет, поскольку из полудюжины присутствующих в типи только один сразу приковывал к себе внимание. На нем одном не было перьев, как и вообще ничего, кроме цветастой рубахи. Воин был молодым и гибким, с узким лицом, гладкими волосами и без раскраски. Но при таких глазах она ему была не нужна. Сначала мне показалось, что он слепой или находится в трансе, поскольку его невидящий взгляд был направлен прямо вперед; я усомнился даже, что индеец понимает, где находится в данный миг. Рубаха у него была с синими рукавами и золотого цвета воротником, с желтой лентой, на которой висел красный диск, а в виде бахромы по рукам и плечам развешано было столько скальпов, что и не сосчитаешь. Когда Куртка толкнул парня, тот вперил свой немигающий взор в меня, но выражение его лица ни на миг не изменилось.[259] По коже у меня побежали мурашки, и я с облегчением вздохнул, когда все вышли. Куртка на прощание отвесил мне очередной пинок – ему явно нравилось лягаться, как пить дать.

Позавтракать тоже была не судьба. То ли по указу Куртки, то ли все еще злясь на меня, Ходящая В Одеяле не появлялась несколько часов. Все это время мне приходилось слушать шум и гам голосов, детский смех, завывания костяных флейт и лай собак, вдыхать аромат готовящейся на кострах еды и умирать с голоду. Даже возвратившись, девушка вела себя подчеркнуто холодно и не желала вынимать кляп. Только посредством умоляющего закатывания глаз и кивков головой я добился, чтобы мне влили в горящую глотку добрую порцию воды и дали немного передохнуть. Также не стала она возражать, когда я подтащился к пологу и осторожно выглянул на свет божий.