Эта кровожадная особа прошмыгнула в типи, и чтоб мне провалиться, если не вынырнула обратно, держа в руках жутко угрожающего вида топор и длинный тонкий нож. Попробовав заточку последнего большим пальцем, девушка удовлетворенно хмыкнула. Нетрудно было догадаться, что в ее планы входит присоединиться к забаве и отомстить за своего братца. Вдруг она остановилась, глядя на меня. Боевой пыл исчез с задорного личика, и я прочитал промелькнувшие в ее голове мысли столь же ясно, как если бы девушка произнесла их вслух.

«Проклятье! – думала она. – Мне же поручено приглядывать за этим здоровым олухом, а я ведь так хотела успеть добить кого-нибудь! Какой ужас! Ну ладно, там и без меня справятся. А впрочем… Если я „пригляжу за ним“ не откладывая, так сказать, то могу идти с чистой совестью… С другой стороны, Куртка будет зол, если пленник ускользнет от какешья – да и я сама не прочь поглядеть, как кого-нибудь коптят и кромсают на части – сто лет не видела такого зрелища. Но как же хочется поразвлечься там, с остальными…»

Личико у нее было весьма милое, но пока описанные эмоции сменяли одна другую, вид его нравился мне все меньше и меньше. Девушка поглядела на меня сначала с сомнением, потом задумчиво, потом сердито, потом решительно… И я хотел было уже, не взирая на свое ярмо, кинуться бежать во всю прыть, как вдруг, перекрывая далекий треск выстрелов, до нас донесся новый звук, такой слабый, что поначалу я принял его за игру воображения, но он был реален и приближался, разливаясь прямо за рекой.

Она тоже услышала, и оба мы замерли, навострив уши. Поначалу это был нежный шепот, превратившийся потом в голос далекой-далекой флейты. И хотя оркестру Седьмого кавалерийского неоткуда взяться на Литтл-Бигхорне, я узнал мелодию и пришел к выводу, что какой-то солдат наигрывает ее на дудке. Но сомнений не было – с высоких утесов над рекой, расположенных в полумиле от нас, доносился «Гэрриоуэн».

Ходящая В Одеяле в миг оказалась рядом со мной. Мы оба старались разглядеть что-нибудь между деревьев. Обрыв над рекой был пуст, но вот мгновение спустя на нем показалась крошечная фигурка, затем другая. Их силуэты обретали очертания на фоне синего неба. Это были всадники, и у одного из передних в руках был флаг. Затем появилась целая шеренга конных: десять, двадцать, тридцать кавалеристов, едущих шагом. По мере их приближения звук флейты становился все отчетливее, и я понял, что повторяю про себя слова, с которыми гусары Восьмого шли в бой на Альме:

Отвагою сердец мы славу заслужили,

Куда бы ни завел наш ратный путь,

Полки вперед идут, враги от нас бегут,

Заслышав старый добрый «Гэрриоуэн»!

Флейта смолкла, и из-за деревьев послышался отрывистый лай команд. Конники остановились, и, глядя на кружок людей под знаменем, я заметил блеск подзорных труб, обшаривающих долину. Кастер прибыл на Литтл-Бигхорн.

Может статься, я лучший солдат, чем сам отдаю себе отчет в этом, так как хорошо помню мысли, промелькнувшие у меня в тот миг. По идее, мне полагалось любой ценой изыскивать способ добраться до них. Но поскольку нас разделял протяженный и пересеченный отрезок местности, а также благодаря присутствию юной леди, обдумывающей намерение воткнуть мне в ухо свой ножик, я отбросил идею как излишне академичную. А единственный совет, который мне хотелось бы прокричать Кастеру через реку, был следующий: «Отступай! И не смей сюда соваться! Убирайся, чертов дурак, уноси ноги, пока еще есть время!»