Флэшмен под каблуком - Джордж Макдоналд Фрейзер (1977)

И не без оснований – чем дальше мы уплывали, тем сильнее он менялся. Солнце воздействовало на него очень сильно, и вскоре дон сделался одним из самых темнокожих на борту – но я напоминал себе, что он ведь наполовину даго по происхождению. Вместо привычной рубашки и брюк он облачился в безрукавку и саронг, отшучиваясь, что такова-де настоящая тропическая мода; затем стал расхаживать босиком, а однажды, когда команда занялась ловлей акулы, Соломон вместе с ними тянул из воды жуткого монстра. Вы бы видели его: голый по пояс, в каплях пота, покрывающих загорелое тело, он выкрикивает что-то, налегая на линь и отдает приказы своим людям на их особом наречии. Да уж, вам бы и в голову не пришло, что это тот самый человек, который подавал медленные мячи в Кентербери и обсуждал новости Сити за бокалом портвейна.

Когда все кончилось и он присел на палубу, освежаясь содовой со льдом, я заметил, что Элспет томно этак окидывает взором его могучие плечи, а он, зачесывая назад свои влажные темные волосы, улыбается ей. Заметьте: этот парень много месяцев был другом семьи, примелькался даже – но тут я сказал себе: «Опа, в последнее время он стал выглядеть ч-ки лихо и романтично». Хуже того, он отпустил бородку клинышком, на манер негритянского царька. Элспет заявила, что это делает его похожим на корсара, и я озаботился дважды приласкать ее в ту ночь – исключительно с целью выбить из нее всякие девчоночьи фантазии. Все эти байроны не доводят до добра юных леди.

Прямо на следующее утро мы, выйдя на палубу, увидели в нескольких милях слева по борту высокий, поросший лесом берег: покрытые джунглями склоны возвышались над пляжем, за ними виднелись горы; Элспет выразила желание узнать, где мы оказались. Подошедший к поручням Соломон странно этак рассмеялся.

– Может статься, это самые удивительные места на свете, – говорит. – Удивительные и в то же время дикие и опасные. Немногие европейцы бывали здесь, но я – отваживался. Они, знаете ли, очень богатые, – добавляет дон, поворачиваясь к старому Моррисону. – Камедь и бальзам, сахар и шелк, индиго и пряности. Не удивлюсь, если найдутся также уголь и железо. У меня есть надежда расширить свою небольшую торговлю, заведенную здесь. Но тут живут дикие, грубые люди – с ними приходится держать ухо востро и не спускать глаз со своей причаленной шлюпки.

– Как, дон Соломон! – охает Элспет. – Разве мы не высадимся здесь?

– Я – да, но не вы: «Королева Сулу» останется лежать на удалении от берега и возможной опасности.

– Какой опасности? – спрашиваю я. – Людоедов на боевых пирогах?

Он рассмеялся.

– Не совсем. Не знаю, поверите ли вы мне, если скажу, что в столице этой страны проживает пятьдесят тысяч человек, половина из которых – рабы? И что правит ею ужасная черная королева, которая одевается по последней моде восемнадцатого века, ест руками со столового серебра и золота работы лучших мастеров Европы, сидя за столом, где место каждого гостя указано на его карточке, на стене у нее висят картины, изображающие победы Наполеона, а после обеда она отправляется поглядеть, как сжигают на кострах преступников и распинают на крестах христиан? Что телохранители ее маршируют почти обнаженными – за исключением патронташей у пояса – под звуки оркестра, играющего «Британских гренадеров»? Что ее главное удовольствие – убивать и мучить? О, я видел ритуальные казни, когда сотни людей сжигали заживо, распиливали пополам, сбрасывали со…