Спартак - Рафаэлло Джованьоли (1874)

– Мне, мне самому, прекрасная Эвтибида, любезная богам и людям! – с жаром сказал Метробий. – Мне! Я очень себя люблю!

– Но я даже имени твоего не упоминала… Во всем том, что может произойти, ты ни при чем.

– Понимаю… очень хорошо понимаю… Но видишь ли, девочка моя, я уже тридцать лет близок с Суллой… Я хорошо знаю этого зверя… то есть… человека… При всей дружбе, которая нас связывает уже столько лет, он вполне способен свернуть мне голову, как курице, а потом прикажет почтить мой прах пышными похоронами и битвой пятидесяти гладиаторов у моего костра. Но, к несчастью, мне-то самому уж не придется насладиться всеми этими зрелищами!

– Не бойся, не бойся, – сказала Эвтибида, – ничего плохого с тобой не случится.

– Да помогут мне боги, которых я всегда чтил!

– А пока воздай хвалу Бахусу и выпей в его честь пятидесятилетнего фалернского. Я сама тебе налью.

И она ковшиком налила фалернского в чашу комедианта.

В эту минуту в триклиний вошел раб в дорожной одежде.

– Помни мои наставления, Демофил: до самых Кум нигде не останавливайся.

Раб взял из рук Эвтибиды письмо и, засунув его между рубашкой и верхней одеждой, привязал у талии бечевкой, потом, простившись с госпожой, завернулся в плащ и ушел.

Эвтибида успокоила Метробия, которому фалернское развязало язык, и он снова пытался говорить о своих страхах. Заверив комедианта, что они завтра увидятся, она вышла из триклиния и возвратилась в конклав, где Лукреций, держа в руке дощечку, перечитывал написанное им.

– Прости, я задержалась дольше, чем предполагала… но, я вижу, ты времени не терял. Прочти мне твои стихи. Я знаю, ты можешь писать только стихами, и стихами прекрасными.

– Ты и буря, что бушует сегодня, вдохновили меня… Ты права, я должен прочесть эти стихи тебе первой. А потом, возвращаясь домой, я прочту их буре.

Лукреций встал и с необычайным изяществом продекламировал:

… Бичует море крепкий ветр

С неслыханной неведомою силой,

Громадные суда несет на скалы

Или бросает их на крылья новых бурь.

Порой он, буйный, мчится над полями

Ужасной бурей, с корнем вырывает стволы дерев,

Порой с невероятным гулом леса корчует,

Росшие издавна на склонах гор высоких;

Под ним клокочет буйный Океан,

Во гневе бесится, рычит и небу угрожает.

Вдругорядь[130] ярость ветра достается истерзанной земле,

Здесь вихри воду кроткую вздымают;

Бурлит и пенится вода, смывает стройные деревья

И на спине своей порой уносит целые леса.

Дрожат прочнейшие мосты и рушатся

Под страшной силой вод,

А реки подмывают великолепные дворцы.

Что под водой? Там вал, рожденный ветром,

Переворачивает валуны, а волны швыряют на берег

Всё, что отважится потоку бурному противостать.

Так раздраженный ветр терзает землю.

Когда несется бешеный поток,

То впереди себя он гонит

Всё, что встречает на своем пути, всё, что сорвет, сломает…

Крутящимся столбом восходит ветер вверх

И в быстром вихре мчится, исчезая.

Как мы уже говорили, Эвтибида была гречанка, притом гречанка, получившая хорошее образование. Она не могла не почувствовать и не оценить силу, красоту и гармонию этих звучных стихов и выразила свое восхищение словами, полными искреннего чувства, на что поэт, прощаясь с ней, сказал с улыбкой:

– За свое восхищение ты поплатишься дощечкой: я уношу ее с собой.

– Но ты мне сам принесешь ее, как только перепишешь стихи на папирус.

Пообещав Эвтибиде вскоре прийти к ней, Лукреций удалился. Душа его еще была полна стихами, их подсказало ему наблюдение над природой, поэтому стихи получились такими сильными, звучными и полными чувства.