Голос крови - Том Вулф (2012)

Дверь в кабинет закрыта, но Лантье с Жислен одновременно посмотрели на боковую дверь, которая ведет на кухню. Два человека поднимаются по короткой, в четыре-пять ступеней, лесенке, что ведет к двери с той стороны. Филипп? Но в школе «Ли де Форест», где он учится, занятия не окончатся еще два часа с лишним. Голос похож на Филиппа – но говорит по-креольски. По-креольски!

Второй голос:

– Eske men papa ou? (Твой отец дома?)

Первый отвечает:

– No, li inivèsite. Pa di anyen, okay? (Нет, он в университете. Слушай, мы никому не расскажем про это, договорились?)

Второй голос:

– Mwen konnen. (Я знаю.)

Первый голос говорит по-креольски:

– Отец, он не любит таких ребят, но ему незачем знать, что случилось. Сечешь, бро?

– Он и меня не любит, Филипп.

– С чего ты взял? Он мне ничо не говорил.

– Дык он и мне ничего не говорил тоже. Это не надо. И так понятно: по тому, как он на меня смотрит – или не смотрит. Как будто мимо смотрит, кабутта меня нет. Сечешь?

Лантье смотрит на Жислен. Выходит, все же Филипп.:::::: Филипп и его чернокожий гаитянский дружок, прости господи, Антуан.:::::: И Антуан прав. Лантье не нравится ни видеть его, ни говорить с ним. Парень вечно корчит крутого и говорит на чистейшем неговском английском, слог в слог и звук в звук как неграмотные с семьюдесятью пятью пунктами ай-кью. А если неговский требует слишком большого лингвистического усилия, переходит на креольский. Антуан из тех черных как ночь гаитянцев – а таким несть числа, – что говорят tablo, «стол» по-креольски, и ни сном ни духом не догадываются, что это слово имеет отношение к la table, французскому имени стола.

У Жислен такой вид, будто она сделала глубокий вдох и боится выдыхать. Явно сильно встревожилась. Но, конечно, не слова мальчиков ее так напугали, ведь по-креольски Жислен не знает почти ничего. Ее насторожило, что Филипп вообще чирикает по-креольски chez Lantier – и в пределах слышимости Père Лантье, – и вдобавок со своим черным-пречерным гаитянским дружком, которого папа не может терпеть в доме, не выносит, когда тот дышит здесь… выдыхая заразу, превращая франко-мулатский воздух в неговский.

Вот креольские мальчики уже на кухне, хлопают дверцей холодильника, бренчат ящичками и дверцами буфета. Жислен встает и идет к двери, несомненно, чтобы распахнуть ее и показать мальчикам, что они не одни в доме. Но Лантье знаком показывает ей сесть и прижимает палец к губам. Неохотно и нервно она садится на место.

Антуан говорит по-креольски:

– Видал, какая рожа у него была, когда копы его под руки?

Филипп пытается говорить необычным низким голосом, но дает петуха. Сдавшись, отвечает, все так же по-креольски:

– Они же ему ничего не сделают, как думаешь?

– Не зна, – говорит Антуан. – Щас главное Франсуа. Он и так уже на поруках. Надо выручать Франсуа. Ты же пойдешь с нами, да? Франсуа, он на тебя рассчитывает. Вот тебя допрашивает коп. Что скажешь, бро?

– Э-ы… Я скажу… Я скажу, что Франсуа что-то сказал по-креольски и все засмеялись, а Эстевес, ну, зажал его за шею.

– Точно?

– Э-ы… Ну да.

– Франсуа что-нибудь сделал первым?

– Ы-э-э… нет. Я не видел, чтобы он первым что-то сделал, – не сдается Филипп.

– Говори только «нет», и все, – наставляет его Антуан. – Сечешь? Никого не парит, что ты там не видел. Франсуа сказал, что ты ему нужен, чувак. Братаны, а не просто так. Он рассчитывает на тебя, чувак. Плохо будет, если ты неуверенно говоришь. Понимаешь, чувак. Сечешь? Тут ты покажешь, что ты – бро или чмо. Поня́л?

«Бро» и «чмо» Антуан произнес по-английски.

– Поня́л, – говорит Филипп.

– Четко. Ты будешь четким братаном, чувак! Ты будешь четким братаном!

Антуан говорит почти с ликованием.

– Ты знаешь Патрика? Андре? Жана, толстяка Жана? Эрве? Они тоже четкие братаны!

Опять ликование.