Голос крови - Том Вулф (2012)

И вот он уже смотрит в лицо Жислен. Улыбается… стараясь не показать, что пытается… объективно… оценить ее черты. Кожа у нее белее, чем у большинства белых людей. Едва Жислен начала вообще понимать слова, Луизетта стала рассказывать ей о солнечных днях. Прямые солнечные лучи вредны для твоей кожи. Боже упаси принимать солнечные ванны. Даже просто выходить на солнце – уже слишком большой риск. Нужно прятать лицо под широкими соломенными шляпами. Еще лучше зонтик. Правда, детишкам не очень-то удобно справляться с зонтиками. Но все же если на улице солнце, то хотя бы соломенная шляпка нужна обязательно. Ей всегда нужно помнить, что у нее красивая, но нежная кожа, которая легко сгорает, и всячески избегать солнечных ожогов. Но Жислен во всем разобралась очень быстро. Дело совсем не в ожогах… дело в загаре. На солнце кожа, как у нее, чудесная кожа белее белого, потемнеет только так! Оглянуться не успеешь, превратишься в нега… и все дела. Волосы у нее были чернее черного, но, слава богу без намека на кудри. Может, немного жестковаты, зато прямые. О губах Жислен Луизетта говорить не любила: они ближе скорее к цвету чая, чем к алому. Но все равно прелестные губы. И нос идеальной формы. Ну… эта жирноватая волокнистая ткань, что покрывает крыльные хрящи и дает эти круглые небольшие всхолмия по бокам носа, над ноздрями – о, крыльные хрящи, определенно! Лантье знает предмет не хуже любого анатома. Уж можете ему поверить! У Жислен эти хрящи раздаются чуть шире, чем нужно, но не так широко, чтобы она не выглядела белой. Хотя подбородок не помешал бы покрупнее, а челюсть поквадратнее – уравновесить эти небольшие круглые всхолмия. Глаза у Жислен антрацитово-черные, но большие и искристые. Искристость эта, конечно, по большей части от характера. Жислен – счастливая девушка. Луизетта воспитала ее смелой и уверенной в себе.

:::::: Эх, Луизетта! Думаю о тебе и вот-вот расплачусь! Сколько таких минут у меня каждый день! Не потому ли я так обожаю Жислен – глядя на нее, вижу тебя? Хотя нет, ведь я любил ее не меньше и пока ты была с нами. Мужчина не начинает жить, пока не родит первого ребенка. Встречаешь собственную душу в глазах другого человека и любишь его пуще себя, и это возвышающее чувство!:::::: Жислен выросла с той верой в себя, какая бывает, если родители проводят с ребенком много времени – по-настоящему много. Может, кто-то скажет, что девушка вроде Жислен, крепко привязанная к семье, должна, поступив в колледж, поскорее понять, что в жизни ей предстоит постоянно сталкиваться с незнакомыми ситуациями и самой разбираться, как быть. Лантье не согласен. Весь этот треп про «ситуации», «разбираться», незнакомое то да незнакомое это – пустая болтовня. Псевдопсихологические сотрясания воздуха. Для него главное, что кампус Университета Майами находится в двадцати минутах ходу от их дома. В любом другом университете Жислен будет «девочкой-гаитянкой». Да, это выяснится, но здесь она хотя бы не просто «та гаитяночка, с которой мы живем в комнате» и вообще избежала той ловушки, когда «признавая себя кем-то, ты, очевидно, не можешь быть кем-то иным». Здесь она может быть тем, кто она есть и кем стала. Жислен – очаровательная молодая женщина… В тот самый момент, когда эти слова звучат в его голове, Лантье понимает, что поместил дочь во второй сорт. Она не так прекрасна, как североевропейские блондинки: эстонки, латышки, норвежки или русские, и ее никто не примет за латинскую красавицу, хотя есть в ее чертах что-то и от латины. Нет, Жислен – та, кто она есть. Самый облик ее, сидящей на этом жалком стульчике с такой царственной осанкой – Луизетта! ты постаралась, чтобы Жислен и Филипп приобрели правильную осанку в том возрасте, пока не начали сомневаться, что это вообще нужно! Лантье хочется встать со своего вертящегося кресла, сработанного безымянным французом, шагнуть к Жислен и немедля обнять ее. «Саус-Бич фонд»! Так здорово, что даже не верится.

А это кто там?