Голос крови - Том Вулф (2012)

Вообще говоря, смерть от воды должна нести свое умиротворение… когда уже минует шок от того, что больше не сможешь дышать, не сделать ни вдоха. Но у него первый шок уже миновал, так ведь? Для чего он остался жить? Ради семьи? Друзей? Своего кубинского происхождения? Любимых людей? Большой романтической любви всей жизни? Или ради одобрения Джона Смита? От этой мысли Нестора разбирает смех… язвительный смех. Джон Смит будет чрезвычайно рад, если Нестор окончательно потонет. Ведь тогда из этого паскудства выйдет еще одна трогательная статья о человеческих судьбах. Нестор живо представил гримасу фальшивой искренности на лице Джона Смита, будто тот все еще стоял перед ним.

Коварный мосластик WASP! Статья любой ценой… вот цена его искренности… Вот проступают и другие лица… отчетливо… отчетливо… на миг лица вдоль ограждения моста на эстакаде Рикенбакера. В этот миг – женщина за сорок… никогда в жизни Нестор не видел столько ненависти в чужих глазах! Он плюет в него. Она бесится. Будто пытаясь прикончить Нестора, жжет его смертельными лучами из глаз, глубоко сидящих на ее искаженном лице. Злобные гиканья несутся к нему со всех сторон, в том числе снизу, с лодок и катеров, что подошли с единственной целью: сбросить Нестора с мачты. И вот… а это… еще… кто?

:::::: Ну, это же Камило-Эль-Каудильо! Вот он, прямо передо мной, руки вальяжно сложены над пузом… а вот моя напыщенная мать, осыпающая меня сочувствием, пусть даже слово Эль Каудильо для нее равнозначно Писанию… Йея и Йейо – ха!:::::: Так все живущие поколения Камачо видят в нем Последнего Предателя… Свойственник дяди Андреса Эрнан Луго, взявший на себя миссию на дне рождения Йеи прочесть Нестору нотацию… Отец Руиса в кондитерской, поворачивающий голову на сорок пять градусов, чтобы бросить через губу: «Te cagarste». – «Ты все обосрал, так? И сам обосрался»…. и а-а-а-а, это мистер Руис опять сидит прямо перед Нестором, спиной к нему, и выплевывает слова углом рта, сияя лысой макушкой. И все они, вся шарага, порадуются, если Нестор пропадет… кто-то, как его семья, – тому, что пятно позора смыто с них навеки, другие, как мистер Руис, – тому, что могут теперь всем рассказывать такие захватывающие и безбожно перевранные истории… «Смотрю, крадется, в темных очках, думает, я его не узнаю…» И вы, сеньор comemierda Руис, вы тоже, видать, будете смазывать все это сочувствием… О, как бы вам хотелось, чтобы я сейчас уплыл по течению и откатная волна утащила бы меня на дно… что ж, провалиться мне, не дождетесь!

Вам всем такой исход пришелся бы ой как по вкусу, и это меня по-настоящему бесит! Простите, но я вас не осчастливлю! А если недовольны, претензии не ко мне. Предъявляйте их мистеру Руису с его te cagarste на утренней заре. А потом, окажите любезность, идите на хер!

– Вы, может, думаете, такое смешно, – говорит Евгений Ахахаах, Нестор не расслышал фамилию, – но я должен спросить вам вопрос. Что вы понимаете в искусстве?