Погружение - Дж. М. Ледгард (2011)

Не было ни одного шанса, что он примет ислам. Это был вопрос даже не веры, а всего устройства жизни. Человек живет три раза по двадцать лет и еще десять – меньше, чем кит, меньше, чем австралийский ерш, и единственный способ примириться с собственной смертностью – сделать что-то, что переживет тебя. Поле, очищенное от камней, ювелирный шедевр, памятник, машину. Каждый человек верен тому, что знает. Даже бродяги борются за свою жизнь. Жизнь казалась слишком короткой, чтобы отрекаться от англиканского приходского храма, когда-то католического, с могилами рыцарей, подушечками для коленопреклонения, цветочными гирляндами и медным аналоем в форме орла. Тишина таких мест – древние ворота, кладбище, луг, болото – давала ему чувство принадлежности. Он был верен им. Слишком поздно отрицать английский канон, от Чосера до Диккенса, поэтов Первой мировой войны, Грэма Грина, стучащего на машинке в тумане и мороси… Он уже говорил это раньше, офицер разведки, путешествующий по всему миру, говорящий по-арабски, много читающий: если его призывали крестовые походы – а Саиф звал к обратному – он становился крестоносцем. Если ему придется погибнуть от рук фанатиков, он хотел бы остаться с теми, кого любил и кто любил его.

Вокруг них летали птицы, блестели серебристые плавники тарпонов, бродили слоны. Шумел прилив. Если везло, шел дождь. Сам собой вставал вопрос рая. Саиф не говорил о встречах с гуриями для тех, кто принял мученическую смерть в Рамадан (к которой готовился и он сам), зато рассказывал о соловьях, благоухающих цветах, зеленых лугах. Рай был персидский и совершенно неубедительный, тем более в передаче саудийца, который из всех садов мира видел только полоски травы на задворках отелей и офисных зданий Джидды и Эр-Рияда, которые перед рассветом поливали сточными водами. Саиф, лев, был гораздо счастливее в вади, где ел верблюжье мясо, поскольку жизнь там была намного спокойнее. Молитвенный коврик и песок и дни, постепенно нагревающиеся и остывающие.

* * *

Английские католики часто называют «Книгу мучеников» Фокса протестантской пропагандой. Некоторые даже соглашаются с иезуитской точкой зрения, то есть почитают ее «огромной навозной кучей вонючих мучеников».

Джон Фокс был фанатиком, но при этом добрым и достойным человеком, хорошим другом. Он учил детей Генри Говарда, графа Суррей, который был казнен за измену в тысяча пятьсот сорок седьмом году. Среди этих детей был Чарльз, командовавший английским флотом в битве против Непобедимой армады, Томас, четвертый герцог Норфолк, Джейн, графиня Уэстморленд, и Генри, граф Нортгемптон. Несмотря на близость к католику Говарду, Фокс стал приверженцем культа Девы Марии. Он бежал из Англии во время правления королевы-католички Марии Тюдор и жил в бедности среди протестантов Антверпена, Роттердама и Франкфурта. Он написал первое свидетельство о христианских мучениках в Женеве, особое внимание уделяя мученикам-протестантам, и вернулся в Англию, когда на трон взошла Елизавета. Соборы и богатые церкви покупали эту книгу, и епископы, и просто священники. Фокс стал литературной знаменитостью. Позднейшие издания «Книги мучеников» достигали тысяч страниц и содержали описание смертей всех мучеников, настолько педантичное и подробное, что ни одному джихадисту такое даже не снилось. Конечно, если бы стандарты мартирологии задавались Аль-Каидой, Фокс по сравнению с ней показался бы заслуживающим доверия историком.

* * *