Дым - Дэн Вилета (2016)

— Значит, теперь, когда ты не видишь меня, я для тебя только воображала.

— Ты стараешься быть святой, вот что я имел в виду. Но тебе это не идет.

— Не идет? Другими словами, по сути я плохая?

Он задумывается над этим и думает дольше, чем это нравится Ливии.

— Не плохая, нет. Ты — это ты. — И добавляет чуть погодя: — Мы не выбираем, какими явиться на свет.

После этого Ливия отодвигается, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Во время следующего разговора Ливия невольно стремится наказать Чарли за это «тебе не идет». Тот сам дает ей удобный повод. Он хочет узнать, что случилось с отцом Томаса, что за преступление он совершил.

Ливия не сразу удовлетворяет его интерес.

— Ты не знаешь? — вопрошает она, якобы придя в крайнее удивление. — Ты, его лучший друг, не знаешь этого?

— Томас сказал только, что его отец кого-то убил. Я думал, что когда-нибудь услышу подробный рассказ, но он больше никогда не заговаривал об этом.

Ливия слышит боль в голосе Чарли и лишь тогда отдает себе отчет в том, что делает. Ей становится стыдно.

— Я расскажу тебе то, что слышала от мамы, — говорит она.

Они лежат бок о бок на одеяле, брошенном на пол в углу комнаты. Их локти почти соприкасаются; Ливия чувствует, как волосы Чарли ласкают ее кожу. В последнее время они часто так делают — почти касаются друг друга. При свете, когда все видно, Ливия осудила бы подобную вольность. Но в темноте некому отчитать их за такую близость.

— Говорят вот что. Отец Томаса поссорился с одним из своих арендаторов: тот уверял, будто мистер Аргайл позволил себе лишнего с его женой. Средь бела дня он ворвался в таверну и пробил тому человеку череп. Его арестовали и судили, но потом он скончался в тюрьме, приговор так и не привели в исполнение. Мама говорит, что он простыл. Томасу только исполнилось одиннадцать. Когда новость дошла до матери Томаса, она уже была больна. Опухоль в груди. На поместье висело много долгов, они бедствовали, но мать Томаса упорно отказывалась от помощи. Все полагали, что она отправила сына в местную школу. Это где-то на севере, там есть заведение для детей мелкой знати. Но похоже, она оставила его при себе, чтобы он за ней ухаживал. Жили они очень уединенно: гостей не принимали, до ближайших соседей — двадцать миль. Поэтому никто не обращал внимания — никто из тех, кто мог бы вмешаться, — пока она не умерла. Но после ее смерти этим занялись адвокаты. Как говорит мама, они всегда так делают. Поместье решили отдать на попечение дяди Томаса, брата его отца, до тех пор, пока Томасу не исполнится двадцать один год. Его зовут лорд Уэсли, он из Пемброкшира. Кажется, лорд Уэсли так и не приехал туда. Послал вместо себя управляющего. Мама говорит, что управляющий нашел в доме одного лишь Томаса, который командовал бандой деревенских оборванцев. Все слуги разбежались. Тогда управляющий написал лорду Уэсли, тот написал моей маме, и она похлопотала о его отправке в школу.

Чарли недоверчиво восклицает:

— Ничего не слышал об этом!

— Конечно. Всю историю старательно скрывали. Знатный человек совершил убийство — это же невозможно! Представь только, какой мог разразиться скандал, с какими последствиями, если бы происшествие получило широкую огласку. Поэтому свидетелям дали денег и запретили даже упоминать о случившемся. Моя мама узнала об этом только потому, что в какой-то момент мать Томаса нарушила клятву и послала ей письмо с рассказом об этом.

— Должно быть, и Траут знает. Наш директор. Но другим учителям не сообщил. Иначе они стали бы хуже относиться к Томасу.

Они говорят шепотом, очень тихо — отойдя на шаг, не услышать ни слова. И все равно от кровати Томаса доносится стон. Ливия и Чарли подбегают к нему. Лицо у Томаса мокрое — то ли от крови, то ли от слез.