Дым - Дэн Вилета (2016)

Лиззи продолжает навещать их. Она почти не делает попыток заговорить с Ливией, и Ливия тоже избегает ее, избегает Томаса. Держится поодаль, сидит в темном углу. Лиззи единственная из всех неизменно зажигает лампу.

Правда, изредка Ливия подходит и наблюдает за тем, как Лиззи ухаживает за своим пациентом, вычищает инфекцию из его раны, кормит его супом с ложки. В ее движениях сквозит нечто большее, чем простая заботливость, даже когда она вытирает гной. Это тревожит и завораживает Ливию.

Иногда она пересиливает себя и предлагает помощь, если нужно перевернуть Томаса или поменять мокрое от пота белье. Когда они заканчивают с этим, Лиззи, по-прежнему сидя на корточках у кровати, складывает пальцы в гребень и расчесывает ими спутанные волосы Томаса. Глядя при этом на Ливию, она вдруг спрашивает:

— Так он вам совсем не нравится? Что ж, сердцу не прикажешь. — Лиззи сплевывает, без всякого умысла, не желая никого оскорбить: просто прочищает горло. — А что насчет мистера Купера? К нему-то вы неровно дышите.

— Неровно дышу?

Как только слова слетают с губ, Ливия понимает, что интонация неверна: так хозяйка говорит со слугой, а ведь она здесь просительница. Ливия пытается призвать на помощь все смирение, которое воспитывала в себе долгие годы. Оно так и не стало для нее второй натурой.

И получается натужно:

— Мистер Купер — прекрасный молодой человек.

Лиззи хмыкает, и на одно мгновение Ливия понимает ее — понимает это презрение простолюдина к образу жизни, не позволяющему выражать свои чувства словами.

Горячка понемногу отпускает Томаса. Он все еще слаб и тих, спит три четверти всего времени. Но тем не менее он идет на поправку, и это вынуждает Ливию и Чарли обсуждать будущее. Пока что они избегали этой темы, отчасти из-за того, что Чарли упрекает себя. Он говорит:

— Я должен был остаться наверху. Узнать, что происходит. Или добраться до школы и поговорить с Траутом.

Ливия не отвечает. Невидимая в черноте пещеры, она обхватывает себя руками и думает, стоя в шаге от Чарли: «Если бы ты остался там, мы бы не смогли лучше узнать друг друга».

Но мысли Чарли витают где-то далеко.

— Еще можно было бы написать в Ирландию, — продолжает он. — Моим родителям. Объяснить все, попросить их о помощи. Рудокопы отправили бы письмо по почте.

— Думаешь? Мистеру Мосли пришлось бы для этого поехать в город. Вряд ли он часто заглядывает на почту. Кто-нибудь обратил бы внимание. Нет, лучше затаиться еще на какое-то время. Залечь на дно. Исчезнуть.

— Теперь ты говоришь так же, как Томас. Недоверчиво.

Ливия хочет возразить, что здесь кроется нечто большее. Что она нашла для себя здесь, в темноте, то, чего еще не понимает до конца. Однако вместо этого она говорит:

— Дело в том, что Томас прав. Он в опасности. Ему полголовы отстрелили.

Но Чарли слишком честен, чтобы успокоиться на этом.

— А если он ошибается, — говорит он, — то твоя мать сходит с ума от тревоги. За всех нас, но прежде всего за тебя.

Ответ Ливии звучит сдержанно:

— Обо мне она не будет волноваться. Я стала разочарованием для нее.

— Почему?

— Не знаю.