Дым - Дэн Вилета (2016)

Негодование Ливии, кажется, можно потрогать руками. Томасу кажется, что она вот-вот задымит.

— К тому же устроить поездку в Лондон не так-то просто. Вот поэтому джентльмены изобрели менее рискованный и затруднительный способ вкусить порока.

— Грех длиной с сигарету! — Томас трясет головой от удивления и отвращения одновременно. — Значит, школа в самом деле действует на нас? Тебя забирают туда в одиннадцать лет, после каждой струйки дыма напротив твоего имени появляется черная метка, и к выпуску тебя вышколят так, что ты не сможешь быть собой. О, разумеется, порой ты дымишь, но это уже не дым, а просто икота. Даже если захочешь, больше не отыщешь в себе животное.

Он переводит взгляд с Ливии на Чарли и думает, что его другу школа не очень-то и нужна, он таким родился.

Насчет Ливии Томас не уверен.

— То есть леденцы уберегают от инфекции, а сигареты служат для развлечения, — продолжает он. — И дым уже в твоей власти! Значит, вот как они делают это, те джентльмены, о которых вы говорите? И леди. Что же побуждает их сделать перерыв в примерном поведении?

Теперь все внимание Ливии сосредоточено на нем. Вопрос Томаса ничуть ее не смущает:

— Желание соблазнить горничную. Или камердинера мужа.

— Или желание украсть, — добавляет Томас. — Или убить.

— Убить можно и без дыма, — шепчет Чарли. — Если это справедливое убийство.

Трудно сказать, что у него на уме, но таким несчастным он не выглядел, даже когда Томас объяснял ему, что дым — ложь; что он пришел к ним три столетия назад; что прошлое переписано теми, кто захватил власть. Чарли не хочет жить в мире, где грех — это спорт, которым развлекаются богачи.

— Не думаю, Чарли, — мягко возражает Томас. — Даже лондонский палач сначала задымил. — А вы что скажете, мисс Нэйлор?

Но девушке вопрос, видимо, неинтересен. Она отворачивается от обоих, отходит к пюпитру и склоняется над книгой. Томас сразу вспоминает о ее матери: леди Нэйлор точно так же заканчивала их беседы. Возможно, будь здесь только Чарли, Ливия разрешила бы ему задержаться. Но Чарли соглашается с ее решением и идет к двери. Томас неохотно следует за ним. Он хочет задать еще немало вопросов.

— Я называл вас монахиней, — говорит он Ливии. — Но сегодня я узнал вас гораздо лучше. У этой монахини есть мозг. И зубы.

Он произносит это с уважением, как комплимент.

Ливия никак не проявляет своего отношения к его словам.

— Вы знаете, где находится лаборатория вашей матери? — спрашивает Томас напоследок.

— Да, — отвечает она, не отрываясь от книги.

— Вы покажете ее мне?

— Нет.

Томас кивает. Ливия так и стоит перед пюпитром с книгой, где линейкой отмечено нужное место.

— Спасибо за вашу помощь.

Томас захлопывает за собой дверь с большей силой, чем намеревался. Ему остается только надеяться, что грохот не обесценил слова благодарности, сказанные им на прощание.

Этажом ниже они встречают камердинера Джулиуса. Мистера Прайса. Он входит в холл с противоположной стороны, как раз в тот момент, когда мальчики спускаются туда с главной лестницы. Они идут навстречу друг другу, как две армии на поле боя.

Прайс — внушительный с виду мужчина, высокий, широкоплечий, не толстый, но массивный, каждая мускулистая конечность — как ствол дерева. Линия, пересекающая лоб по всей ширине, отмечает место, где обычно сидит шляпа. Ниже этой линии кожа на лице стала обветренной, загорелой, коричневой, как древесный корень. Выше она бледная, странно-нежная, похожая на моллюска, вынырнувшего из раковины.