Дым - Дэн Вилета (2016)

Что-то новое появляется в глазах Чарли, когда он переводит взгляд с Томаса на Ливию. Что-то непристойное, двусмысленное — это совершенно несвойственно Чарли, и на мгновение кажется, что перед ними кто-то другой.

— И вы тоже, мисс Жеманность. Вам это совсем не помешало бы.

Чарли поднимает руку с сигаретой к губам. Томас выбивает сигарету до того, как друг успевает затянуться. В следующее мгновение он уже прижат к стене. Сила, с которой Чарли толкнул его, удивляет Томаса, вышибает из него дух: это освобожденный Чарли, его сильное юное тело скинуло оковы. На протяжении трех сердцебиений они смотрят друг другу в глаза.

Потом возвращается настоящий Чарли. По-другому не скажешь. В чертах лица опять проступают свойственные ему доброта и терпение. Они оседают вокруг глаз, загибают уголки губ. В следующую секунду на смену им приходит стыд. Чарли наклоняется к тлеющей сигарете, отщипывает кончик и сминает ее в кулаке. Ливия замечает:

— Это все равно что выбросить чистое золото.

Но Чарли думает о другом.

— Я не дымил, — говорит он.

Еще не договорив, он чувствует, как по телу пробегает дрожь. Он сует руку под рубашку, а когда вынимает обратно, видит, что ладонь чем-то измазана. Это не сажа и не дым, а нечто среднее: черное жирное пятно, из которого струится тонкий ручеек тумана. Буквально через миг оно будто вспыхивает огнем, и из руки Чарли мгновенно вырывается смолисто-черный клуб дыма. Образуется сажа, белая и легкая. Она осыпается у ног Чарли крошками мела.

— Чистое золото… — повторяет Томас. — Значит, это дорогие сигареты?

Ливия кивает:

— Мне так говорили.

— Кто их делает? Те же, кто производит леденцы?

Она отрицательно мотает головой:

— Нет. Леденцы — это правительственная монополия. Раньше ею совместно владели три или четыре семьи, а потом ее выкупили Спенсеры. А вот это… — она направляет палец на сигарету, — незаконно. Официально таких сигарет даже не существует. Никто не знает, откуда они берутся, как их изготавливают.

— Спенсеры держат монополию на производство леденцов?

Томас хочет побольше узнать об этом, но его перебивает Чарли, который пытается понять, что с ним произошло.

— Это как в Лондоне, — говорит он. — Как лихорадка. Только она пришла не извне. Изнутри. — Его передергивает, и он прикладывает руку к горлу, будто инфекция застряла там и отравляет его дыхание. — Но зачем? — спрашивает он тем же паническим тоном. — Зачем людям платить за дым? В этом нет никакого смысла.

Ливия все объясняет. Они опять сидят на кушетке. Девушка налила стакан воды для Чарли. Томасу воды не предложили. Хотя это правильно, ведь пострадал не он.

— Вы ездили в Лондон, — начинает Ливия. — Разумеется, до нас дошла эта новость. Вся школа говорила о ней. О вашей экскурсии. О смелом эксперименте ради лучшего будущего. Многие девочки вам завидовали.

— Просто они не знают, что такое Лондон, — вставляет ремарку Чарли. — Он ужасен.

— Неужели? — переспрашивает Ливия странным тоном.

Ее глаза направлены на Томаса. Он задумывается.

— Да, он ужасен, — повторяет Томас слова Чарли. — Но еще он освобождает. Там невозможно не грешить. И поэтому ты ведешь себя там как скотина.

Ливия кивает:

— Мама говорит, что при объявлении правительственных контрактов на работы в городе джентльмены выстраиваются в очередь. Конечно, считается, будто с их стороны это жертва — «ради общего блага». Иногда, по словам мамы, в Лондон на выходные выезжают и дамы. Ради «благотворительности».

В ее голосе звучит презрение. Очевидно, лицемерие она ненавидит не меньше дыма.

— Но это же безумие, — настаивает Чарли. — Он выворачивает тебя наизнанку, этот город. Ты теряешь себя, становишься кем-то другим. Становишься злом.

— Именно так. Однако для многих зло имеет свою прелесть. Разумеется, никто не хочет доводить дело до полного перерождения или перечеркивать долгие годы воспитания чувств.