Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Татьяна, уронив ложку, хрипло выдавила:

– Похоже на зряшную трату изумительно вкусного мороженого.

Но позже, когда он выполнил свое обещание, она больше так не думала.

Потом они искупались. Александр сел и закурил.

– Таня, сделай колесо. Только ничего не надевай. Оставайся как есть. Хорошо?

– Прямо здесь? Нет, это неподходящее место.

– Если не здесь, то где? Давай! Прямо в реку!

Татьяна встала, улыбающаяся, ослепительно нагая, подняла руки и спросила:

– Готов?

А потом покатилась в торжествующем радужном сальто: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… прямо в Каму.

– Ну как? – крикнула она из воды.

– Потрясающе! – откликнулся он, не сводя с нее глаз.

14

Даже без часов Александр, как человек военный и обладавший чувством времени, просыпался на рассвете, ранним голубым утром, умывался и курил, пока Татьяна сонно ждала его, свернувшись в комочек, словно теплая булочка, только сейчас вышедшая из печи. Прыгнув в постель, он немедленно прижимался к ней ледяным телом. Татьяна взвизгивала и безуспешно пыталась увернуться.

– Не надо! Бессовестный! Хоть бы тебя на гауптвахту отправили! Клянусь, с Маразовым бы у тебя такое не прошло!

– Чистая правда. Но у меня нет неоспоримых прав на Маразова. Ты моя жена. Повернись ко мне.

– Пусти меня, тогда повернусь.

– Тата… – прошептал Александр, – можешь не поворачиваться. Я обойдусь. – Он продолжал прижиматься к ней. – Но я не отпущу тебя, пока не получу своего. Пока ты не согреешь меня внутри и снаружи.

Они долго любили друг друга. Потом Татьяна приготовила ему на завтрак двенадцать картофельных оладий и, пока он жадно ел, сидела на одеяле рядом с ним, в розовом рассвете, наслаждаясь солнышком и не сводя глаз с Александра.

– Что?

– Ничего, – улыбнулась она. – Ты всегда голодный. Как только пережил эту зиму?

– Как я пережил эту зиму?!

Она отдала ему свою порцию оладий. Он протестовал, но не слишком долго, особенно когда она подвинулась к нему и стала кормить, по-прежнему глядя в глаза и чувствуя, как тает.

– Что, Таня? – повторил он, беря с вилки последний кусочек. – Я сделал что-то такое, что пришлось тебе по вкусу?

Краснея и качая головой, она тихо, возбужденно вскрикнула и поцеловала в щетинистую щеку.

– Пойдем, муженек. Давай побреем тебя.

Брея его, она приговаривала:

– Вот так, вот так… Кстати, я говорила тебе, что Аксинья завтра утром предложила истопить баню и постоять у двери, чтобы никто не вошел?

– Говорила, – без особого энтузиазма отозвался Александр, – но, сама знаешь, она вызвалась постоять у двери, чтобы нас подслушивать.

– В таком случае придется вести себя потише, верно? – заметила Татьяна, вытирая мыло с его гладкой щеки.

– Мне?! Мне придется вести себя потише?

Татьяна снова вспыхнула, и он улыбнулся.

– Что мы будем сегодня делать? – спросила она, добривая мужа. – Нужно бы собрать ягод, тогда я испеку пирог.

– Стоило бы. Но сначала я затащу это бревно в воду, чтобы было где сидеть и чистить зубы, а потом нужно сколотить стол: нужно же где-то чистить рыбу! К тому же ты собираешься идти шить подарки. Я не стану злиться.

– Я вернусь часа через два, – пообещала она.

– Буду счастлив.

– Это твоя обязанность.

– У меня только одна работа здесь, в Лазареве, – сообщил Александр, хватая ее за талию. – Любить мою красавицу жену.

Татьяна едва не застонала.

– Одни только разговоры, а дела никакого…

– How my English?[11] – спросила она.

– It’s good[12], – ответил Александр.

Поздним утром они бродили по лесу в нескольких километрах от дома, собирая чернику в ведра. Сначала они договорились беседовать только по-английски, но Татьяна схитрила и перешла на русский:

– Я читаю куда лучше, чем говорю. Правда, Джон Стюарт Милль для меня теперь нечитабелен, а не просто неразборчив.