Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Он обнял ее так, что хрустнули косточки. Либо он не осознавал собственной силы, либо опасался, что не сумеет прижать ее достаточно тесно. Татьяна надеялась на первое.

– Я здесь, Шура, я здесь, – выдавила она, нежно гладя его. – Пусти.

Он отпустил ее. Татьяна с трудом отдышалась.

– И что теперь? Ты отвлекла меня от работы и что предлагаешь? Отжимания? Резвиться в воде? Или что другое?

Они не шевелились. Глаза Татьяны искрились. Глаза Александра сияли. Она метнулась вправо, влево… Но Александр оказался проворнее.

– Попалась! – выкрикнул он, сцапав ее. – Давай еще раз.

Она метнулась вправо, вправо. Влево…

Не получилось.

– Попробуешь еще?

Она долго выжидала, собираясь броситься влево, и тут же оказалась справа, прежде чем он успел выпрямиться.

Татьяна с визгом бросилась в его объятия, покрывая поцелуями лицо.

– Давай в жмурки! Я завяжу тебе глаза, а ты будешь искать меня на поляне. И не смей щипаться!

– Почему это всегда мне глаза завязывают? – обиделся Александр. – Давай лучше я завяжу тебе глаза и буду кормить, а ты станешь угадывать, что я кладу тебе в рот.

Он еще не успел договорить, как Татьяна захихикала.

– Ты что? – с невинным видом осведомился Александр.

– Шура! Как насчет того, чтобы я угадала раньше, чем ты завяжешь мне глаза?

Александр, хохоча, понес ее в дом.

– Ладно, поиграем. Но только если ты назовешь по-английски то, что я положу тебе в рот.

Он запустил руки ей под платье и стал ласкать.

– Пусти! Я убегу и спрячусь, а ты будешь меня искать.

– Это еще к чему? Ты уже здесь.

Он погладил ее попку.

– Шура, ты слишком крепко меня держишь. Я шевельнуться не могу.

– Знаю. Не хочу, чтобы ты шевелилась.

– И что это за игра?

– Та же самая, в которую мы играем весь день.

– То есть…

– Встаем и занимаемся любовью. Умываемся и занимаемся любовью. Готовим, едим, занимаемся любовью. Плаваем, занимаемся любовью. Играем в футбол, домино, жмурки, занимаемся любовью.

– Да, но сейчас просто займемся любовью… Какое же тут веселье?

15

Они поднялись рано, наловили рыбы и искупались. Татьяна, стоя у печи, показывала Александру, как делать тесто для оладий. Однако мыслями он был где-то далеко.

– Шура, сколько раз повторять одно и то же? Или не хочешь учиться?

– Я мужчина. И поэтому физически не способен готовить для себя…

Он лежал на полу, совсем близко от Татьяны, смешивавшей жирное теплое молоко с мукой и сахаром.

– Но сделал же ты мне мороженое.

– Так это для тебя!

– Шура!

– Что?

– Почему ты смотришь на меня, а не на тесто?

Он растянулся на досках, мечтательно взирая на нее.

– Не могу оторвать от тебя глаз, потому что ты невероятно возбуждаешь меня, особенно когда так самозабвенно готовишь оладьи или все, что я хочу. Не могу оторвать от тебя глаз, потому что мне расхотелось оладий.

– Перестань таращиться на меня, – отмахивалась Татьяна, пытаясь оставаться спокойной. – Что будешь делать, когда забредешь в лес и захочешь есть?

– Ну уж оладьи мне печь не придется. Стану жевать кору, ягоды, грибы.

– Сделай одолжение, не ешь грибы. Так ты будешь смотреть или нет?

Он лениво приподнялся и заглянул в кастрюлю.

– И что? Молоко, мука, сахар. Это все? Можно снова на тебя смотреть?

Татьяна взмахнула ложкой, так что брызги полетели ему в лицо.

– Эй! Кому я сказала, учись!

Александр, недоверчиво покачивая головой, сунул руку в кастрюлю и швырнул пригоршню жидкой массы в Татьяну.

– С кем это ты шутки вздумала шутить?

– Не знаю, – протянула она, вытирая тесто и продолжая мешать смесь. – Но по-моему, это ты не понял, с кем вздумал шутки шутить.

И, не дав Александру опомниться, она опрокинула ему на голову кастрюлю и удрала.