Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

В десяти километрах от Сясьстроя, на реке Волхов, Татьяна нашла небольшую баржу, готовую отправиться в плавание вокруг Новоладожского мыса. Грузчик уже отвязывал причальный канат. Татьяна дождалась, пока он соберется убирать сходни, метнулась вперед и показала ему бутылку водки. Тот жадно уставился на водку. Татьяна сказала, что готова отдать все, лишь бы он помог ей добраться до Ленинграда, увидеться с умирающей матерью. Она знала, что для местных жителей настали тяжкие времена. Большинство родственников, живущих в Ленинграде, либо погибли, либо были на краю гибели. Грузчик с благодарностью принял подарок и пропустил ее.

– Только смотри, кабы хуже не было. Путь неблизкий, а чертовы фрицы то и дело топят баржи.

Татьяна лишь кивнула.

На этот раз судьба пощадила ее.

Баржа пристала к берегу в Осиновце, к северу от Кокорева, и Татьяна отдала четыре последние банки тушенки и еще одну бутылку водки водителю, который вез продукты в Ленинград. Он позволил ей сесть в кабину и даже поделился хлебом.

Татьяна не отрываясь смотрела в окно. Неужели у нее хватит сил снова войти в дом на Пятой Советской? Но что еще остается?

Зато она вернулась в Ленинград!

Татьяна вздрогнула. Ей не хотелось думать о том, что ждет впереди.

Водитель высадил ее на Финляндском вокзале, в северной части города. Она доехала на трамвае до Невского проспекта и отправилась домой с площади Восстания.

Ленинград был печален и пуст. Стоял поздний вечер, горели редкие фонари, но по крайней мере в городе было электричество. Татьяне повезло: ни одного налета. Но по дороге пришлось пройти мимо десятков сгоревших, обрушившихся зданий и черных провалов на том месте, где когда-то стояли дома.

Оставалось надеяться, что их дом не сгорел.

Дом стоял на месте. По-прежнему зеленый, по-прежнему убогий, по-прежнему грязный.

Татьяна несколько минут постояла у двойных дверей подъезда. Пыталась найти в себе то, что Александр называл мужеством.

Она оглядела улицу. Церковь тоже была цела. Повернув голову в направлении Суворовского, она заметила входивших в дома людей. Наверное, возвращаются с работы. Тротуар был чист и сух. Холодный воздух царапал ноздри.

Все для него.

Его сердце еще билось и звало ее.

Он – это ее мужество. Ее сила.

Она кивнула себе и повернула ручку. В подъезде нестерпимо пахло мочой. Держась за перила, Татьяна поднялась на три пролета и остановилась перед своей квартирой.

Ключ скользнул в скважину.

В коридоре было тихо. В передней кухне ни души, двери остальных комнат закрыты. Все, кроме славинской. Татьяна постучала и заглянула внутрь.

Славин, валяясь на полу, слушал радио.

– Кто там? – взвизгнул он.

– Таня Метанова, помните? Как поживаете? – улыбнулась она. Есть еще на свете вещи неизменные!

– Вы были здесь во время войны девятьсот пятого? Задали мы жару этим япошкам! – Он ткнул пальцем в громкоговоритель. – Слушайте, слушайте радио!

По комнате разносился стук метронома: тик-тик-тик…

Татьяна тихо попятилась в коридор. Русские проиграли ту войну. Славин поднял голову и совершенно нормальным голосом заметил:

– Тебе следовало прийти в прошлом месяце, Танечка, на город упало только семь бомб. Так было бы куда спокойнее.

– Не волнуйтесь, – пробормотала она. – Если что-то понадобится, я у себя.

В ее кухне тоже никого не оказалось. К удивлению Татьяны, дверь в крохотный коридорчик оказалась не заперта. В коридорчике, сидя на ее диване, двое незнакомцев пили чай. Татьяна недоуменно уставилась на них.

– Кто вы? – спросила она наконец.

Они назвались Ингой и Станиславом Кротовыми. Обоим было за сорок: он – лысеющий и нездорово грузный, она – маленькая и морщинистая.

– Но кто вы? – повторила она.

– А вы кто? – парировал Кротов, даже не глядя на нее.

Татьяна опустила на пол рюкзак.

– Это моя квартира. Вы сидите на моем диване.