Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Я осторожно спускалась по осевшим мраморным ступеням в горячую, пахнущую серой воду, погружаясь в ароматную дымку. Мои босые ступни скользили по покрытому мраморной плиткой дну, а свободная рубашка поднималась к поверхности, распускаясь, словно огромный цветок. Теплая вода ласкала мою кожу, проникая в каждую пору, и прогревала бедные мои кости. Под водой были установлены мраморные лавочки, и я всегда усаживалась на ту, с которой могла присматривать за дверью. Я отдыхала, погрузившись по шею в воду, и пар щекотал мое лицо. Так продолжалось до шести утра, когда я вынуждена была снова закутываться в халат и идти назад, прислушиваясь к пению птиц. Вновь пройдя по галерее с мраморными колоннами, я возвращалась в свою комнату, падала на кровать и спала большую часть дня.

Каждый день, в три часа, ко мне приходил служивший при купальнях лекарь. Он хотел убедиться, что я, следуя его наставлениям, выпиваю ежедневно по восемь кубков воды из колодца святой Анны, казавшейся мне едкой и горькой, не говоря уже о неприятном жжении в горле, которое неизменно возникало после того, как я принимала это чудодейственное средство. Помимо этого он велел мне почаще выходить на прогулки, а не «сидеть взаперти, как монахиня», так что каждый день я не меньше часа проводила в летнем саду и смотрела вместе с другими приезжими вечерние представления.

Я с удивлением обнаружила, что в месте, куда со всей страны стекаются больные, отчаянно жаждущие исцелиться, молящиеся о чуде, царит радостная, даже праздничная атмосфера. Все делали вид, будто на лечение здесь их толкнуло вовсе не отчаянье, что они приехали сюда лишь для того, чтобы отдохнуть в хорошей компании, сбросить пару фунтов лишнего веса, нажитого благодаря изысканным яствам, вкушаемым дома. «Всему виной богатство обеденного стола, оно мне дорого обошлось», – сетовала одна дама. Другим же просто хотелось хоть на несколько дней укрыться от извечной придворной суеты. Изможденные, немощные, бледные как мел больные чахоткой стыдливо прятали окровавленный носовой платок, сворачивая его в тугой комок, который сжимали в кулаке. Закашливаясь, они объясняли свое состояние внезапной простудой, которую подхватили, неосмотрительно попав под дождь или же прогулявшись по саду без шали прохладным вечером. «Ничего страшного!» – беззаботно смеялись они, но все понимали, какова ужасная правда – их ждала верная смерть. Все они наслаждались жизнью, жаждали удовольствий – так голодный младенец тянется к груди матери. Эти люди чувствовали, как жизнь вытекает из них, будто песок между пальцев, но все равно продолжали цепляться за нее, лелея пустую надежду. Но печальнее всего было смотреть на тех, кто понимал, что источники им уже не помогут, кто уже не рассчитывал на спасение.

Иногда, выходя из комнаты в предрассветный час, чтобы искупаться в целительных водах, я видела, как слуги, тихонько ступая босыми ногами, выносят на носилках тело, завернутое в простыню, чтобы не беспокоить печальным зрелищем гостей, которым запрещено было в это время покидать свои комнаты. Днем все делали вид, будто не замечают пропажи, будто и не было здесь еще вчера человека, чье имя никто больше не упоминал в этих стенах, словно его тут никто никогда не видел.