Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Из моей головы вдруг разом улетучились все мысли, как будто их унес сильный быстрокрылый ветер; я задыхалась, никак не могла прийти в себя, словно он ударил меня в живот. В теле моем схватились в чудовищной битве пламя и лед. В глазах потемнело, я утратила способность видеть! В кромешной тьме лишь цветные искры летали перед моими глазами, я до смерти испугалась – мне казалось, что я ослепла. Но я не могла произнести ни слова, не могла сказать Роберту, что чувствую, что со мной происходит, в моем горле словно закрылась незримая дверца, которая не давала сбивчивому потоку слов вырваться наружу. Когда Роберт увидел, как дрожат мои губы и как слезы струятся по моему лицу, он громко выругался, снова натянул сапоги и бросился прочь из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.

Позже, лежа ночью одна в постели, я накрылась с головой одеялом и долго еще всхлипывала от обиды, хотя мои распухшие глаза и заболели уже от неустанных рыданий. И он пришел ко мне, усыпал мое лицо поцелуями и подарил отрез бледно-голубого шелка и чудное кружево, желтое, словно солнце на фоне синего небосвода, и подходящего по цвету для отделки шелка. Сказал, что хочет, чтобы я порадовала себя новым нарядом, и попросил прощения, объяснив свой поступок тем, что в порыве злости наговорил мне того, чего мне никогда не понять, и что «нечего забивать свою хорошенькую головку всякими глупостями». Он положил меня на спину и покрыл мое тело поцелуями, а после мы так страстно и нежно любили друг друга, что я искренне поверила в то, что он действительно не хотел обидеть меня и что по-прежнему любит; мне хотелось думать тогда, что он и вправду просто не сумел скрыть своих эмоций и сорвал зло на мне, самом близком ему человеке, который верил ему и готов был делить с ним и горе и радость. Через какое-то время я уже и не сомневалась, что попросту попала под горячую руку.

На следующее утро, проснувшись, я обнаружила, что он умчался в Лондон, но прислал мне оттуда рулон вышитой золотом парчи цвета лютиков, которые я так сильно любила, и кольцо в зеленой бархатной шкатулке – цветок лютика, сделанный из сверкающих желтых самоцветов. К щедрым дарам прилагалась записка, наскоро написанная жирными черными чернилами изящным почерком моего мужа, богатым элегантными росчерками и завитушками, отчего каждое его письмо походило на волшебное кружево:

Люблю свою лютиковую невесту!

И так я позволила себе в очередной раз обмануться и поверить в то, что все в порядке, хотя сердце мое и знало, что это не так.

Хотя эти вспышки гнева, за которыми следовало страстное и нежное примирение в постели, и стали неотъемлемой частью дальнейших наших супружеских будней, я продолжала жить в плену иллюзий, закрывала глаза на правду, а правда состояла в том, что грядет беда. Все эти подарки и ночи любви должны были лишь успокоить меня и избавить Роберта от необходимости видеть последствия, к которым приводил его дурной характер; он лишь хотел, чтобы я была послушной и спокойной те несколько дней, что мы должны были провести вместе, чтобы жизнь его была мирной и приятной до тех пор, пока долг снова не позовет его в Лондон и он не помчит туда, едва не загоняя лошадь до смерти.

Когда я услышала о том, что отец Роберта передал в его собственность имение в Сакслингеме близ Холта, в душе моей вновь затеплился слабый огонек надежды на собственный дом, но Роберт счел более уместным сдать его в наем, а затем и вовсе продал поместье, так что я его и не видела.