Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Мой любящий отец не стал напоминать, о чем предостерегал меня в день свадьбы, он лишь попытался вернуть моего нерадивого супруга, чтобы мы могли обзавестись собственным домом и столь желанными мною детьми. Он даже договорился о том, чтобы Роберт стал рыцарем нашего графства, и, в силу своего преклонного возраста, поделился с ним собственными благами – титулом лорда-лейтенанта графства, должностью управителя и званием констебля замка Райзинг в Норфолке. Но все эти деревенские почести меркли перед членством в Тайном совете при короле Эдуарде, а также должностями почетного разрезателя блюд для королевского стола и королевского ловчего. В его обязанности входило разведение, дрессировка и уход за королевскими гончими, а также подготовка охоты. Еще он должен был следить за тем, чтобы в королевском лесу было достаточно оленей. Во всех этих его занятиях от меня не было бы никакого толку, а потому я осталась дома одна и пыталась наполнять свою жизнь делами, которые были мне по силам, чтобы хоть как-то умерить свою тоску по мужу.

Продолжительное мое пребывание в Стэнфилд-холле внезапно закончилось, когда одним теплым апрельским утром Роберт ворвался в кухню, весь в пыли и поту, чем страшно всех нас напугал. Он снова застал меня врасплох – я болтала и смеялась с кухаркой и служанками, как будто была одной из них. Я стояла у плиты разрумяненная, с небрежно заколотыми волосами и засученными рукавами, а мой фартук был сплошь покрыт разноцветными пятнами. Вокруг меня кипели огромные котлы с фруктами, богатством цвета напоминавшими драгоценные камни, – клубникой, абрикосами, вишней (и кислой, и сладкой), малиной и грушами. Все эти плоды я помогала собирать. Целыми днями мы варили разнообразные варенья и джемы, которые должны были радовать нас всю зиму, когда кусочек хлеба, намазанный сладким клубничным лакомством, казался нам настоящей амброзией, даром небес, нежная сласть которого была сравнима лишь с касанием красного бархата обнаженной кожи.

Так, с ложкой в руке, я вначале замерла от изумления, а затем расплакалась от избытка чувств и бросилась в его объятия, но остановилась на полпути от одного лишь его взгляда.

Обескураженная, я смущенно поправила несколько выбившихся из прически прядей, прилипших к моему мокрому от пота лбу, сняла фартук и сунула его в руки стоявшей рядом со мной служанки.

– Мы готовим варенье на зиму, чтобы было чем посластиться, – пояснила я, кивая в сторону кипящих котлов. – Посмотри на них, Роберт, разве не хороши? Словно жидкие самоцветы, такой богатый у них цвет… Разве ты видел изумруд краше нашего мятного варенья? – указала я на ряд баночек, закрытых сегодня утром и выставленных на стол.

– Но они – не драгоценные камни, – нахмурился озадаченный Роберт, – их нельзя надеть на себя, если не считать, разумеется, этих неприглядных пятен на твоем фартуке; они ничего не стоят, не считая тех несчастных пенни, что можно получить за них, продав на рынке. Так что едва ли твои джемы можно сравнить с драгоценностями. Как только тебе в голову пришла такая глупость?

– П-п-прости меня, Роберт, – огорченно произнесла я, опустив взгляд на грубые башмаки из дерева и кожи, которые всегда носила, работая в кухне и в поле, когда день выдавался дождливый.

Мне было невыносимо стыдно за то, что я так опозорилась перед мужем и что он отчитал меня за это в присутствии слуг.

– Поднимемся наверх, Эми, – сказал Роберт, открывая передо мной дверь. – Приведешь себя в порядок, станешь похожа на истинную леди, какой и должна быть моя супруга, а потом поговорим.

На это я лишь смиренно кивнула:

– Хорошо, Роберт.

И я ушла. Кухарка поймала меня за руку и крепко сжала ее, демонстрируя свою поддержку.