Лимонов - Эммануэль Каррер

Мать дает ему адрес школьной подруги дочери: возможно, та что-то знает. Сорок минут на метро, полчаса блужданий в легкой куртке при минус пятнадцати. Уже перевалило за полночь, когда он отыскивает, наконец, нечто вроде богемного притона, но обитатели его похожи не на артистов, пусть самых отвязанных, а скорее на мелких воришек и распространителей наркоты, кем они, вероятнее всего, и являются. Подруга, помятая блондинка с черными у корней волосами и пронзительным голосом, должно быть, видела фотографию Эдуарда в «Совершенно секретно» или слышала о нем от Наташи, причем не в самых лестных выражениях, и когда он пытается с ней поговорить, становится ясно, что она его ненавидит. И все же они садятся на кухне, пьют водку, и подруга с явным удовольствием рассказывает, что да, его жена заходила сюда с какими-то двумя типами, провела тут ночь под предлогом того, что возвращаться домой слишком далеко, расхаживала в чем мать родила, курила, сидя на унитазе и одновременно удовлетворяя одного из пришедших с ней мужиков, в то время как другой пытался пристроиться к ней, к ее подружке. Эдуард удивляется: какая же злыдня эта подруга! Одна из тех русских шлюх, для которых мужчина – исконный враг, и мучить его – большая доблесть. Ему бы следовало встать и уйти, но на дворе глубокая ночь, метро закрыто, искать такси придется долго, а о том, чтобы вызвать его по телефону, и речи нет. И он остается, снова пьет, слушает сквозь пьяный дурман болтовню подруги: та утверждает, что все это из-за него, что это он плохо обращается с Наташей, что она сама об этом говорила. Остальные обитатели берлоги подтягиваются к ним, среди них оказывается чеченец по имени Джеляль, который начинает выяснять, не еврей ли Эдуард, поскольку он убежден, что во Франции все евреи, включая и самого Миттерана, а потом, вроде бы в шутку, но явно угрожая, пытается отобрать у Эдуарда его паспорт. Ситуация становится опасной, все может закончиться плохо, но Эдуард, как всегда, сохраняет хладнокровие – или он просто отупел? Так или иначе, остаток ночи проходит в повальной пьянке. Последнее, что запомнилось Эдуарду, был его спич на тему «Эта страна гениально приспособлена для исторических событий, но нормальной жизни здесь никогда не будет. Нормальная жизнь – это не для нас…» Проснувшись на рассвете, он обнаруживает, что спал, уткнувшись лбом в кухонный стол. Осторожно пройдя по квартире, стараясь не наступить на кого-нибудь из ее обитателей, расположившихся прямо на полу, он проверяет, при нем ли паспорт, надевает обувь, которую, войдя сюда, он снял, как делают зимой все русские. Голова болит, но в мыслях прояснилось, и возник новый план: забрать из гостиницы вещи, послать подальше Семенова с его программой, доехать до вокзала и сесть в первый же поезд на Харьков.

3