Лимонов - Эммануэль Каррер

Один приятель, которому я рассказал о своем злоключении, со смехом заметил: «Ну вот, впредь остережешься сочинять панегирики фашистам». Вывод стремительный, но, полагаю, не лишенный справедливости. Херцог, способный на искреннее и горячее сочувствие по отношению к глухонемому туземцу или бродяге-шизофренику, считает молодого киномана в очках чем-то вроде клопа, заслуживающего того, чтобы быть морально раздавленным, а я, со своей стороны, идеально подходил на роль подобной жертвы. Мне кажется, что здесь мы касаемся каких-то базовых вещей, глубинного нерва, объясняющего феномен фашизма.

Если обнажить этот нерв, что мы увидим? Радикально упрощенную картину мира, которая выглядит скандально: разумеется, ubermenschen и untermenschen [31], арийцы и евреи, но я не об этом. Я не хочу говорить ни о неонацистах, ни о выкорчевывании низших рас, ни даже о пренебрежении к другим, которое Вернер Херцог демонстрирует с непоколебимой и здоровой откровенностью; я хочу проследить, как каждый из нас сживается с мыслью о том, что жизнь несправедлива, а люди не равны между собой: красивые и не очень, способные и бесталанные, готовые бороться и слабые. Ницше, Лимонов и некоторые компоненты структуры личности в каждом из нас в один голос утверждают: «Это – реальность, этот мир – таков, каков он есть». Что еще можно прибавить? И что можно противопоставить этой самоочевидной констатации?

«Все прекрасно знают – что, – ответит фашист. – То, что называется “ложью во спасение”: прекраснодушное левацкое стремление уйти от действительности, политкорректность, наконец; и эти уловки, заметьте, более востребованы, чем беспощадная трезвость».

Я бы ответил на этот вопрос по-другому: мы можем противопоставить христианскую веру. Понимание того, что в Царстве, под которым мы разумеем отнюдь не потусторонний мир, а самую что ни на есть осязаемую реальность, самый маленький и слабый и есть самый большой и сильный. Или вспомнил бы мысль, сформулированную в буддистской сутре, о которой я узнал от своего друга Эрве Клерка: «Человек, считающий себя выше, ниже или даже равным другому, далек от реальности».

Возможно, этот тезис теряет свой смысл вне самой доктрины (если, конечно, вы ее разделяете), расценивающей человеческое «я» как иллюзию, потому что моментально всплывают тысячи примеров, его опровергающих: вся наша философская система базируется на иерархии заслуг, согласно которой, к примеру, Махатма Ганди стоит выше, чем педофил-убийца Марк Дютру[32]. Я намеренно привожу пример, с которым трудно спорить, хотя под сомнение можно поставить многое, поскольку критерии довольно зыбки, да и сами буддисты настаивают на необходимости отличать человека честного от испорченного, исходя из образа его действий в течение жизни. Однако, несмотря на то что я трачу время на выстраивание этой иерархии, несмотря на то, что я, как и Лимонов, не могу, столкнувшись с кем-то из себе подобных, не задаться более или менее сознательно вопросом, ниже или выше стоит этот субъект по сравнению со мной, и, в зависимости от ответа, ощутить или радость, или унижение, я все-таки убежден, что высказанная мысль – повторяю: «Человек, считающий себя выше, ниже или равным другому, далек от реальности» – есть вершина мудрости, и целой жизни не хватит, чтобы овладеть ею, переварить ее и сделать своею до такой степени, чтобы она стала сущностным компонентом личности, а не расхожим инструментом, позволяющим ориентироваться в тех или иных обстоятельствах. И я думаю, что написание этой книги может, как это ни покажется странным, тому содействовать.

3