Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Итак, Хастер нас покидает. Босс собирает вещички и сматывается. Роль консультанта означает, что до его советов никому нет дела, и он уже две недели не показывался на собраниях. Может, найдется городок, где его помощь пригодится. Может, Хейердал-Пойнту нужен человек, который умеет быстро решать проблемы. А может, он просто где-нибудь осядет, заведет себе подружку и кучу детишек. С «Трубоукладчиком-90» покончено, благослови Господи местных жителей, но только не его. Больше не его.

Хастер бродит от столика к столику в Клубной комнате. Это не бог весть какой клуб и даже не комната, а остов небольшого корабля, втиснутый в трюм, днище, скулу или как там называют закуток, куда нормальные люди обычно не ходят. Давным-давно кто-то настелил здесь полы из простых досок, а потом как по волшебству появилась мебель, бар, и люди стали торчать тут днями и ночами, потому что «Трубоукладчик-90» не знает сна. В Клубной комнате еще никогда не бывало так людно и так грустно. Хастер – наша общая мать, наш правитель, голос разума и суд последней инстанции. Теперь у него будет новая семья, а нас он бросит. Джим Хепсоба сопит в пивную кружку, а Салли гладит его по руке и говорит, что все будет хорошо. Тобмори Трент вытирает здоровый глаз, Сэмюэль П. делает ставки на кошачьих бегах.

– Все нормально? – спрашивает Хастер, когда королевское шествие приводит его ко мне.

– Сдюжим как-нибудь.

– Сдюжите.

– А ты?

– Я ничего. Приятно скинуть с плеч хлопоты о судьбах мира. Честное слово, здорово! Да уж…

Хастер хлопает меня по плечу, я говорю ему, чтобы не забывал нас, он отвечает, что к нам это тоже относится, и все. Он уходит, между нами встают какие-то люди, и его уже нет. Я на прощание поднимаю кружку и слышу чей-то вздох. К стене за моей спиной привалился Захир-бей. Он провожает Хастера взглядом и уныло сползает на стул. Первый раз такое вижу. Захир-бей не падает духом. Он вскакивает как штык. У него неиссякаемый запас сил. Но сейчас бей трет лицо руками и выглядит изможденным.

– Начинается. Я-то думал, время еще есть.

– Что начинается?

– Как бы это назвать… Разложение – не то слово. В общем, опять неладное творится. – Он качает головой.

– Из-за Хастера?

– Нет, нет… Это… – Бей широко поводит рукой. Напился он, что ли? – Это только следствие. Хастер – моя канарейка. Да? Да. Шахтеры берут канареек в забой. Если угодишь в газовый карман, птичка умрет первой, а у тебя будет время выбраться. При условии, что ты не взорвешься, конечно. Сейчас-то вместо канарейки – электрокаталитический зонд, но многие по-прежнему называют его в честь пернатого предшественника.

– Да что начинается-то?

– Какое было первое Овеществление?

– Никто не знает.

– Нет, я не про наше, а про самое первое, когда идея стала вещью.

– Укрытие? Удар?

– Д-да… – Захир-бей вздыхает. – Но я не это имел в виду. У меня была мысль… – Он задумывается.

Пиво у него кончилось. Оно тоже отвратительное. Здешнее пиво варят в огромном контейнере рядом с машинным отсеком, и греет его ядерный реактор. Все шутят, что оно светится в темноте, но это неправда – радиация убила бы дрожжи. Наверное. Словом, наше пиво не токсично, хотя и воняет нефтяной вышкой. Я приношу Захир-бею второе.

– Помнишь времена, когда я был всего-навсего Фриманом ибн Соломоном?

– Конечно.

– Мы пили виски!

– Еще как пили!

– И там была девушка с сумасшедшей прической.

– Точно.

Смеется.

– Видишь, даже я скучаю по прошлому, а мое прошлое было ужасным. И мы не должны по нему скучать. Мы обязаны… нанести удар! – Он бьет кулаком по столу. – Создать новый мир! А не вернуть старый. Но… люди боятся. – Захир-бей пожимает плечами.

– Так что у тебя за мысль?