Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

В самом начале, когда «Трубоукладчик-90» спас нас от верной гибели, здешний режим был чем-то средним между жестокой диктатурой и взбалмошным анархо-синдикализмом – коллективный героический подвиг и попытка выживания. Хастер (другого имени я не слышал) был капитаном «Трубоукладчика-90», его пилотом и хозяином – седеющий старикан, который управлял нефтяной платформой, знал все о пороговых пределах, красных линиях, допустимых величинах и отлично ладил с кем угодно. Однако к войне Хастера никогда не тянуло – в детстве он переболел какой-то заразой, сделавшей его мягкосердечным. Правда, с этим мягкосердечием он мог проработать тридцать часов без перерыва и одолеть медведя в армрестлинге. Его слово было закон, и всевозможные счетоводы – на самом деле квартирмейстеры – перед ним преклонялись, потому что видели, что он собой представляет. Они тоже пытались выжить и были рады работать под его началом. Хастер мог бесконечно воевать с ржавчиной, соленой водой, ураганами, пьяницами и вообще любыми напастями. Он нутром чуял, какое дело может выгореть, а у какого нет ни малейших шансов.

Хастер был в некотором роде посол, только неясно, от кого и к кому, – к «нам», полагаю, хотя вопросом этим никто не задавался. Он был нужным человеком в нужном месте, и никому не приходило в голову с этим спорить. Он не отдавал приказов и не произносил речей, а просто вел «Трубоукладчик» вперед, позволяя нам спокойно выполнять свою работу (все мы прекрасно знали, что должны делать). Когда же случалась какая-нибудь закавыка, он обходил всю крепость от сада до машинного отсека и разговаривал с людьми. Было у него и некое подобие совета, который состоял из нескольких наших ребят (бывших солдат и неотесанных мужланов), кое-кого из простого народа (чаще их представляла загробного вида женщина с глазами-буравчиками по имени Мелоди) и бея, представлявшего катирцев. Однако прийти и высказаться мог любой желающий. Квип назвал бы такую политическую систему демархией, хотя она больше смахивала на консультативный абсолютизм. Себастьян сказал бы, что она годится только для одного поколения, а с притоком новой крови обернется скорпионом и сожрет твой мозг, после чего Квип ударился бы в дискуссию о повадках и диете скорпионов.

Примерно через три месяца Хастеру позвонили. Он уехал на встречу – наверняка проходившую в самом начале Трубы, где однажды включили первый насос и на первом участке отвоеванной земли проложили первую секцию, – и его уволили. Видимо, им понадобился более просвещенный стиль управления, более централизованный, дабы увеличить шансы на максимизацию эффективности путем внедрения команды управленцев, отобранных по меритократическому принципу. Хастеру неплохо давалось управление на местах, однако некоторые вторичные навыки, необходимые полноценному действующему руководителю в условиях Пересмотра курса, у него отсутствовали, следовательно, хоть его аналитический вклад в работу ориентированного на развитие управляющего комитета по-прежнему приветствовался, от поста главы Хастера освободили, поскольку его должен занять человек с опытом в глобальных, трансдисциплинарных интеракциях и псевдообоснованных квазифинансовых обменах, который хорошо понимает, как управлять большим коллективом из разрозненных национальных групп с присущими им особенностями.

Короче говоря, Хастера вышвырнули, а добрых квартирмейстеров заменили стайкой тонкошеев под началом Эллин Фаст и Рикардо ван Минца. Вид у них был слишком молодой и чистенький – вряд ли их назначили на эти посты за какие-то выдающиеся достижения. Я сейчас пытаюсь набросать схематичную классификацию чинуш и, пожалуй, осторожно назову Фаст и ван Минца тонкошеями типа B: молодые, голодные, с острыми локтями и ампутированной совестью. Они не распустили совет Хастера, однако назвали его Консультативной группой – консультантов ведь необязательно слушать.